Как было указано выше, установление предмета частной научной тео- рии производится на основе расчленения общей предметной области дисцип- лины. Соответственно, частные научные теории в гражданском праве обра- зуются на основе расчленения общей предметной области гражданского пра- ва, т. е. определенных общественных отношений. Причем, следует заметить, что в науке гражданского права изучаются не общественные отношения как таковые, а общественные отношения, получившие правовое оформление, т. е. правоотношения.

Указанное выше разделение отношений, входящих в предмет граждан- ского права, по материальному критерию не является единственно возмож- ным. Достаточно обратиться к вопросу о классификации гражданских право- отношений для того, чтобы увидеть, что классификационных критериев множество и гражданские правоотношения разделяются на различные виды: имущественные и неимущественные, вещные и обязательственные, абсолют- ные и относительные, простые и сложные и т. д. Известно и такое классифи- кационное деление правоотношений, при котором видами являются регуля- тивное правоотношение и охранительное правоотношение. Вот на этом по- следнем разделении мы и хотим остановиться. При этом мы должны сделать

одну оговорку: мы рассматриваем изложенный ниже вопрос не в целях обос- нования необходимости разграничения гражданских правоотношений на ре- гулятивные и охранительные (такое обоснование широко представлено в отечественной цивилистической литературе исследователями, специально занимающимися этим вопросом1, и оно не подвергается нами сомнению), а исключительно сообразуясь с целями проводимого нами исследования, т. е. для решения вопроса о выборе частной научной теории, способной высту- пить методологическим фундаментом для исследования проблемы защиты в гражданском праве.

Регулятивные и охранительные правоотношения были выделены, исхо- дя из деления общественных отношений на «нормальные», «обычные» и

«ненормальные», «правонарушительные», «конфликтные».

Такое разделение общественных отношений можно проследить, начи- ная с дореволюционных времен и заканчивая современным периодом.

Так, Д. И. Мейер, рассматривая существо юридического действия и его виды, указывал, что в числе действий, имеющих значение для права и, соот- ветственно, подпадающих под правовое регулирование («действий, в кото- рых проявляется гражданская деятельность лиц») следует выделять два вида

1 См.: Алексеев С. С. Общая теория права: учебник. М.: Проспект, 2009. С. 205-207, 350-351; Бутнев В. В. Юридическая ответственность, охранительное правоотношение, гражданский процесс // Защита субъективных прав и советское гражданское судопроиз- водство: Межвуз. темат. сб. / Под ред. П. Ф. Елисейкина. Вып. 2. Ярославль: Изд-во Яросл. ун-та, 1977. С. 90-96; Бутнев В. В. Несколько замечаний к дискуссии о теории ох- ранительных правоотношений. С. 7-10; Варул П. А. К проблеме охранительных граждан- ских правоотношений. С. 32-40; Елисейкин П. Ф. Указ. соч. С. 25-37; Крашенинни- ков Е. А. Учение Муромцева о защищаемых и защищающих отношениях. С. 39-45; Кра- шенинников Е. А. Основное разделение гражданских прав // Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 200-летию Ярославского государственного универ- ситета им. П. Г. Демидова. Ярославль: Изд-во Яросл. ун-та, 2003. С. 3-5; Крашенинников Е. А. Регулятивные и охранительные субъективные гражданские права. С. 5-16; Мотови- ловкер Е. Я. Теория регулятивного и охранительного права. Воронеж: Изд-во Воронеж- ского ун-та, 1990; Мотовиловкер Е. Я. Основное разделение охранительных правоотно- шений. С. 25-27; Орлова Е. А., Носов В. А. Охранительные гражданско-правовые нормы и правоотношения // Материально-правовые и процессуальные проблемы защиты субъек- тивных прав. Ярославль: Изд-во Яросл. ун-та, 1983. С. 10-18; Протасов В. Н. Охранитель- ное правоотношение – основное отношение для юридического процесса. С. 10-12; Яков- лев В. Ф. Структура гражданских правоотношений. С. 388-389.

– действия правомерные «нормальные» и действия «правонарушительные», препятствующие другому субъекту в осуществлении его права1. Если первый вид действий подвергается «обычному» правовому регулированию, то во втором случае необходимо особое правовое воздействие – защита права. Д. И. Мейер писал по этому поводу: «Право, как мера свободы, должно поль- зоваться охраной со стороны государства; раз свобода лица в известных пре- делах признана, насильственное вторжение в нее должно быть отражено – без этого пользование свободой будет призрачным и совместная жизнь не- возможной. Государство берет право под свою охрану и всякими мерами, мо- гущими привести к желаемой цели, защищает обладателя права от наруше- ния его»2.

К. П. Победоносцев, исследуя проблемы вещного права, отмечал:

«Всякое право по имуществу предполагает свободную возможность пользо- вания, и никто из посторонних не вправе стеснять, ограничивать или нару- шать эту возможность; если же кто нарушил ее своим вмешательством или действием, тот обязывается восстановить нарушенное или вознаградить за последствия нарушения»3.

В современный период положение о необходимости классификации

общественных отношений, подвергаемых правовому регулированию, на обычные, нормальные и «необычные», «конфликтные» высказывается как в трудах по общей теории права, так и в цивилистических работах.

Так, В. Б. Исаков отмечает что первичным элементом предмета право- вого регулирования является социальная ситуация и «с этой точки зрения правовое регулирование предстает как разрешение конкретных социальных ситуаций (бесконфликтных и конфликтных, правомерных и противоправных и др.)». Под «разрешением ситуации» он понимает «любое упорядочение со-

1 См.: Мейер Д. И. Указ. соч. С. 153, 213.

2 Мейер Д. И. Указ. соч. С. 264.

3 Победоносцев К. П. Курс гражданского права: В трех томах. Т. 3. М.: Зерцало, 2003. С. 545.

циальной ситуации, переводящее ее из неурегулированного состояния в упо- рядоченное, урегулированное (защита права, понуждение к исполнению обя- занности, разрешение конфликта, наказание правонарушителя, предотвраще- ние конфликта и т. п.)»1. Правовед полагает, что социальные ситуации, нуж- дающиеся в правовом регулировании, могут классифицироваться по различ- ным основаниям, в том числе по социальному содержанию на бесконфликт- ные и конфликтные2.

Аналогичное мнение высказывают Т. И. Илларионова3 и М. Я. Кирил-

лова, которая разграничивает все отношения, входящие в предмет граждан- ско-правового регулирования, на два вида: 1) обычные и 2) конфликтные. К первому виду она относит отношения имущественного и личного неимуще- ственного характера, в которых осуществляется взаимное удовлетворение интересов их участников (регулятивные правоотношения). Второй вид обра- зуется из «отношений-притязаний», возникающих в результате конфликта и служащих «социальными формами удовлетворения одного (или нескольких) из сталкивающихся интересов» (охранительные правоотношения)4. Обозна- чая разграничение правоотношений на регулятивные и охранительные, Е. Я. Мотовиловкер указывает на такие их цели, как обеспечение нормальной ор- ганизации общественной жизни, с одной стороны, и нейтрализацию кон-

фликтных ситуаций, препятствующих осуществлению нормальных отноше- ний, – с другой5. С. А. Параскевова отмечает: «Общественные отношения, представляющие интерес для права и попадающие в сферу правового регу- лирования, могут быть двух видов – обычные, нормальные, т. е., построен- ные на соглашении субъектов и соответствующие правовой норме, и кон-

1 Исаков В. Б. Юридические факты в советском праве. М.: Юридическая литерату- ра, 1984. С. 46.

2 Исаков В. Б. Указ. соч. С. 49.

3 См.: Илларионова Т. И. Система гражданско-правовых охранительных мер.

С. 127.

4 Гражданское право. Учебник. Часть первая / Под общ. ред. Т. И. Илларионовой, Б.

М. Гонгало и В. А. Плетнева. С. 43.

5 См.: Мотовиловкер Е. Я. Теория регулятивного и охранительного права. С. 54.

фликтные, “ненормальные”, т. е., построенные на разногласиях субъектов и не соответствующие предписанной модели поведения»1.

Разграничение регулятивных и охранительных правоотношений при- знается и судебной практикой. Так, признавая обоснованными требования истца о взыскании убытков, вызванных отказом ответчика от заключения до- говора об оказании услуг на подачу/уборку вагонов, и его отказом от прием- ки вагонов и выполнения движенческих операций, повлекшим простой ваго- нов, и отклоняя довод ответчика о том, что иск не подлежит удовлетворению, поскольку между истцом и ответчиком не был заключен договор на пода- чу/уборку вагонов и не были согласованы условия о нормативном времени на оказание услуг по подаче, уборке вагонов, что, в свою очередь, не позволяет определить время простоя вагонов, Арбитражный суд Новосибирской облас- ти указал следующее. Договорные обязательства оформляют нормальный имущественный оборот, действуют на основе регулятивных норм обязатель- ственного права, устанавливают правила нормального функционирования правовых отношений, основанных на соглашении участников, на их свобод- ном волеизъявлении, влекущем возникновение прав и обязанностей. Нормы гражданского права о взыскании убытков призваны служить целям защиты и восстановления нарушенного права, в силу чего их относят к охранительным правоотношениям, выполняющим охранительную функцию, в отличие от до- говорных, которые являются регулятивными. В связи с этим, отсутствие ме- жду истцом и ответчиком заключенного договора на подачу/уборку вагонов и отсутствие согласованных условий о нормативном времени на оказание ус- луг по подаче, уборке вагонов, не освобождает ответчика от возмещения

1 Параскевова С. А. Понятие и социальная сущность гражданского правонарушения (теоретические проблемы): Дис. ... докт. юрид. наук. М., 2006. С. 287. См. также: Параске- вова С. А. Понятие и социальная сущность гражданского правонарушения (основы кон- цепции). М.: Издательская группа «Юрист», 2006. С. 55; Параскевова С. А. Понятие и со- циальная сущность гражданского правонарушения: теоретические проблемы. М.: УМиИЦ

«Учебная литература», 2009. С. 282.

146

убытков, причиненных его неправомерными действиями1. Постановлениями Седьмого арбитражного апелляционного суда2 и Федерального арбитражного суда Западно-Сибирского округа3 решение суда первой инстанции по ука- занному делу оставлено без изменения, а апелляционная и кассационная жа- лобы – без удовлетворения.

Разработанные в юридической литературе положения о разграничении регулятивных и охранительных правоотношений вполне согласуются с фи- лософским взглядом на социальное взаимодействие. Так, И. В. Блауберг и Э. Г. Юдин, рассматривая связи взаимодействия в различного рода системах, указывают, что связи между отдельными людьми, человеческими коллекти- вами или социальными системами имеют свою специфику, которая заключа- ется в том, что «они опосредуются целями, которые преследует каждая из сторон взаимодействия. Сообразно этому в рамках этого типа связей можно

различить кооперативные и конфликтные связи (курсив наш – А. М.)»4. Если

расчленить предмет гражданского права не по общепринятому критерию на имущественные и неимущественные, а применить критерий характеристики с точки зрения развития этих отношений либо в нормальном, либо в «ненор- мальном» русле, то все отношения последнего вида будут отношениями, тре- бующими защиты (охраны).

Именно такие отношения становятся предметом теории охранительно- го права. Общепризнанным основателем данной теории является выдающий- ся отечественный цивилист, основатель социологического направления в юриспруденции С. А. Муромцев. Интересно отметить, что раздел работы

«Определение и основное разделение права», в которой он развивает свое

1 См.: решение Арбитражного суда Новосибирской области от 20.12.2012 по делу А45-22449/2012 // СПС КонсультантПлюс.

2 См.: постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 12.03.2013 по делу № А45-22449/2012 // СПС КонсультантПлюс.

3 См.: постановление Федерального арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 15.08.2013 по делу № А45-22449/2012 // СПС КонсультантПлюс.

4 Блауберг И. В., Юдин Э. Г. Становление и сущность системного подхода. М.: Наука, 1973. С. 189.

учение, назван автором «Защита отношений вообще и юридическая защита в особенности»1. Данное название свидетельствует о той роли, который циви- лист придавал защите в человеческом общежитии, а текст работы раскрывает социальную потребность человека в получении защиты при возникновении каких-либо препятствий, не позволяющих ему нормально осуществлять свою активную деятельность.

Не останавливаясь на рассуждениях С. А. Муромцева, касающихся взаимодействия субъектов, являющихся членами общественного союза, и общих видах защиты (неорганизованной и организованной), описываемых цивилистом, обратимся к вопросу понимания им организованной защиты, которую С. А. Муромцев называет юридической. Такая защита возникает, когда общество охраняет отношения одних своих членов против нарушений со стороны других членов. В этом случае, по мнению ученого, существуют два вида юридических отношений – защищаемые и защищающие. Давая ха- рактеристику защищающим отношениям, С. А. Муромцев пишет: «Эти от- ношения состоят в обусловленной властью и принадлежащей субъекту воз- можности противодействия другим лицам в случае нарушения, предпринято- го или уже совершенного ими. Мы назовем такие отношения вынудителъ-

ными отношениями»2. Таким образом, главная идея С. А. Муромцева заклю-

чается в том, что при осуществлении юридической защиты существуют два различных вида правовых отношений, одни из которых требуют защиты (яв- ляются защищаемыми), вторые же как раз и предоставляют эту защиту (яв- ляются защищающими).

Можно отметить, что, анализируя приведенное положение С. А. Му- ромцева, Е. А. Крашенинников отмечает, что выбранное С. А. Муромцевым словосочетание «вынудительные отношения» является очень удачным, так

как подчеркивает тесную связь этих отношений с принуждением1. Помимо этого следует отметить, что Е. А. Крашенинников расценивает учение С. А. Муромцева о защищаемых и защищающих отношениях как попытку «разре- шения одной труднейших проблем цивилистики, а именно: проблемы соот- ношения субъективного гражданского права и права на иск в материальном смысле»2 и дает высокую оценку рассматриваемому учению С. А. Муромце- ва, указывая, что «крупная заслуга ученого состоит в том, что он придал ана- лизируемой им проблеме новые, более соответствующие действительности теоретические очертания (соотношение субъективного гражданского права и права на иск у него фигурирует в виде соотношения защищаемых и защи- щающих отношений как двух разновидностей субъективных гражданских прав) и сформулировал целый ряд верных положений о защищающих отно- шениях»3. Данные указания мы считаем весьма ценными для нашего иссле- дования, поскольку они подтверждают наши соображения по этому вопросу, изложенные в § 1 главы I.

Учитывая, что в современной доктрине сегодня «защищаемые» отно- шения называют регулятивными, а «защищающие» – охранительными, а также то, что указанное разделение правоотношений лежит в основе концеп- ции охранительного права, можно утверждать: основы теории охранительно- го права были заложены С. А. Муромцевым в труде «Определение и основ- ное разделение права» в 1879 г., т. е. более ста лет назад. За прошедший с этого времени период правоведы не раз обращались к рассматриваемой про- блеме. В советский период первым к понятию охранительного правоотноше- ния обратился в 1955 г. Н. Г. Александров, указавший на то, что в связи с правонарушением возникает особое правоохранительное правоотношение, целью которого является применение к правонарушителю соответствующих

санкций1. Это положение в 1961 г. поддержали О. С. Иоффе и М. Д. Шарго- родский, отметившие особый характер правоотношений, возникающих в ре- зультате неправомерного поведения2. В 1975 г. В. Ф. Яковлев констатировал, что охранительные правоотношения существуют и требуют признания, а также указывал на их назначение обеспечивать защиту гражданских прав и охраняемых законом интересов. Он писал: «…Охранительное правоотноше- ние в гражданском праве есть преимущественно правовая связь между пра- вонарушителем и потерпевшим по защите прав и интересов последнего. Не- благоприятные для правонарушителя меры, применения которых добивается потерпевший, есть, прежде всего… средства защиты его интересов, восста- новления его прав»3.

Прежде чем мы продолжим исследование теории охранительного пра-

воотношения, хотим обратиться к сделанному нами выше указанию на то, что некоторые российские правоведы данной теории не признают и рассмат- ривают проблемы защиты гражданских прав через призму регулятивного правоотношения (в рамках концепции права на защиту). Исходным посылом данной концепции является положение о том, что содержание субъективного права включает в себя наряду с правомочием на собственные действия и пра- вомочием требования также и правомочие на защиту субъективного права (правопритязание)4.

Не останавливаясь детально на взглядах сторонников данной точки зрения, сделаем по ее поводу два замечания. Во-первых, на сегодняшний день против нее выдвинуты достаточно серьезные возражения со стороны сторонников теории охранительных правоотношений, в частности то, что признание этой концепции влечет за собой в то же время и признание при- надлежности возможности защиты субъективного права управомоченному еще до нарушения права; то, что возможность защиты возникает одновре- менно с самим субъективным правом и из одного и того же основания; что право на защиту (например, требование о возмещении убытков) не может

быть уступлено отдельно от нарушенного права1; что началом течения срока

исковой давности следует признавать момент возникновения субъективного права и т. д.2 Подчеркнем, что со стороны сторонников критикуемой позиции не последовало по этому поводу никаких возражений. Во-вторых, весомым аргументом против признания правоты сторонников данной точки зрения яв-

права) нашла отражение и в судебной практике. В частности, в судебных актах употребля- ется словосочетание «право (правомочие) на защиту», не позволяющее сделать однознач- ный вывод о природе права на защиту (см., например: постановление Федерального ар- битражного суда Северо-Кавказского округа от 22.11.2010 по делу № А15-811/2010 // СПС КонсультантПлюс; постановление Федерального арбитражного суда Восточно- Сибирского округа от 25.03.2010 по делу № А69-2186/2009 // СПС КонсультантПлюс).

ляется тот факт, что В. П. Грибанов, являвшийся сторонником и едва ли не ос- нователем данного подхода1 и от взглядов которого отталкиваются его после- дователи, изменил свой взгляд на понимание права на защиту исключительно как правомочия субъективного гражданского права. «Традиционно право на защиту рассматривалось как элемент (правомочие) всякого субъективного гражданского права, вытекающий из самой его природы, обязательно охваты- вающей определенные возможности правоохранительного порядка, – пишет цивилист. – Однако ввиду того значения, которое приобретает защита прав… в условиях правового государства, право на защиту можно рассматривать и как самостоятельное субъективное право, обладающее специфическим содер- жанием»2. В связи с изложенным полагаем, что данная точка зрения не являет- ся серьезным препятствием на пути развития теории охранительного правоот- ношения.

Теория охранительного правоотношения постоянно привлекала к себе внимание исследователей, в связи с чем уже к концу XX в. она получила в российской цивилистике вполне оформленные очертания и высокую оценку правоведов. Так, В. Н. Протасов пишет по этому поводу: «Установление фак- та существования в правовой системе охранительных правовых связей (пра- воотношений) по своему значению для правоведения, понимания закономер- ностей правового регулирования поведения можно... приравнять к научному открытию»3.

Ценность теории охранительного правоотношения заключается в том,

что она позволяет раскрыть процесс реализации защиты субъективных граж- данских прав и охраняемых законом интересов путем выявления и характе-

ристики элементов механизма гражданско-правовой защиты; она позволяет дать объяснение целому ряду вопросов темы, не находящих объяснения за ее рамками. К числу таких вопросов можно отнести вопрос о нормативной ос- нове охранительных правоотношений, о роли принуждения в процессе их реализации, о характере субстанции, корреспондирующей охранительному гражданскому праву и т. д.

Заметим, что ни на один из этих вопросов теоретические положения, трактуемые в доктрине как «теория правовых средств», ответа не дают. Пе- речень вопросов можно расширить, адресовав их уже не сторонникам объяс- нения защиты гражданских прав при помощи теории правовых средств, а сторонникам ее объяснения на основе отрицания теории охранительного правоотношения в рамках регулятивного правоотношения: почему возможно применять санкцию правовой нормы, если ее гипотеза не указывает на нару- шение права; что происходит с правомочием на защиту, якобы находящемся в составе регулятивного субъективного гражданского права, если нарушения права не произошло; почему в рамках регулятивного гражданского правоот- ношения, рассчитанного на «нормальное» взаимодействие субъектов, вообще может применяться принуждение и т. д.

Несмотря на дискуссионность целого ряда положений, теория охрани- тельных правоотношений служит одним из широко распространенных под- ходов к объяснению механизма защиты субъективных прав и охраняемых за- коном интересов. Здесь необходимо указать, что дискуссионность отдельных вопросов теории охранительных правоотношений не может быть приравнена к выявленному нами глобальному противоречию в теории правовых средств, поскольку разногласия ученых, признающих теорию охранительного права, касаются частных вопросов, но не задевают факта признания существования охранительных правоотношений.

О подобном противоречии можно было бы говорить применительно к теории правоотношения в целом, поскольку, как было отмечено, одни право-

веды признают разделение правоотношений на регулятивные и охранитель- ные, а другие – отрицают. Учитывая приведенные выше положения о разгра- ничении частных научных теорий по степени общности на «более общие» и

«менее общие», можно утверждать, что теория «правоотношения вообще» является более общей по отношению к теории охранительного правоотноше- ния. Мы, признавая теорию охранительных правоотношений, избираем в ка- честве методологической основы исследования защиты гражданских прав именно ее, минуя теорию «правоотношения вообще».

В числе исследователей, внесших значительный вклад в ее разработку, следует назвать, прежде всего, С. С. Алексеева1, В. В. Бутнева2, П. А. Вару- ла3, П. Ф. Елисейкина4, Е. А. Крашенинникова5, Е. Я. Мотовиловкера6 и В. Ф. Яковлева7. Заложенные в работах этих правоведов идеи служат основой для дальнейшей разработки категории и получают в современный период разви- тие в юридических трудах8.

Главное положение теории охранительных правоотношений состоит в том, что «защита нарушенных субъективных прав и охраняемых законом ин-

тересов, а также реализация мер юридической ответственности происходит в рамках новых, не существовавших до нарушения права правоотношений»1. Иными словами, в тех случаях, когда взаимодействие субъектов в граждан- ском обороте получило развитие, укладывающееся в рамки «обычных»,

«нормальных» отношений, при которых обязанности своевременно испол- няются, осуществление субъективного права не встречает препятствий со стороны иных лиц, субъективные права осуществляются в установленных пределах без злоупотребления со стороны управомоченного лица, необходи- мости в охранительных правоотношениях не существует. В тех же случаях, когда взаимодействие протекает в «ненормальном» русле, когда участники договорных отношений не исполняют своих обязанностей по договору, одно лицо причиняет внедоговорный вред другому лицу, кто-либо препятствует собственнику в осуществлении его права собственности и т. д., между лица- ми возникает особая социальная связь, которая и оформляется охранитель- ным гражданским правоотношением.

Как отмечалось, определить понятие – значит отграничить его от иных, сходных понятий. Следовательно, для определения понятия охранительного гражданского правоотношения необходимо выявить его признаки, позво- ляющие отграничивать его от второго вида правоотношений в данной клас- сификации – регулятивного правоотношения.

Каждый автор, признающий теорию охранительных правоотношений, предпринимает попытки обосновать существование данных правоотношений на основе присущих им признаков. Иными словами, литература, посвящен- ная охранительным гражданским правоотношениям, изобилует характери- стикой присущих им, по мнению исследователей, особенностей. В связи с этим вызывает недоумение утверждение Д. Н. Кархалева, сетующего на то, что ученые, признающие охранительные гражданские правоотношения,

только лишь констатируют факт их существования, но «не приводят доста- точных аргументов в доказательство своей точки зрения, а главное не указы- вают признаки охранительного гражданского правоотношения»1. Видимо, по причине такой неверной оценки современной литературы по теме автор не исследует целый ряд признаков, а указывает на те, которые, по меньшей ме- ре, не вносят ничего нового в понимание охранительного правоотношения. В качестве примера приведем следующее утверждение автора: «Особенность охранительного правоотношения выражается в том, что оно возникает на ос- нове абсолютного регулятивного правоотношения либо относительного ре- гулятивного правоотношения»2. Этот вопрос неизбежно вызывает встречный вопрос: а на основе какого третьего вида могло бы возникнуть охранительное правоотношение, если упомянутая автором классификация правоотношений включает только два их вида – абсолютные правоотношения и относитель- ные правоотношения?

Анализ литературы показывает, что главными отличительными осо- бенностями охранительных гражданских правоотношений предлагается счи- тать: функции (цель, назначение), реализуемые охранительными правоотно- шениями; нормы, на основе которых они возникают (нормативную основу); основания их возникновения (юридические факты); содержание охранитель- ных правоотношений; субъектный состав охранительных правоотношений; особые свойства охранительных правоотношений. Эти признаки выделяются многими учеными и по большей части могут быть названы традиционными, устоявшимися. В то же время нельзя не указать, что некоторые авторы выде- ляют при характеристике понятия охранительного правоотношения такие

«оригинальные» признаки, которые мы в приведенный перечень не включи- ли в силу их уникальности и экзотичности. Эти признаки будут исследованы нами в конце настоящего параграфа.

Прежде всего, обратимся к функционально-целевой характеристике охранительных правоотношений. При этом следует подчеркнуть, что функ- циональный признак тесно связан со следующим из выделенных нами при- знаков – нормативной основой охранительных правоотношений, поэтому мы считаем необходимым рассмотреть их совместно.

Выделение охранительных правоотношений имеет в своей основе идею о выделении двух основных видов правового воздействия на общественные отношения – регулятивного и охранительного. Анализ особенностей такого воздействия с позиций системно-структурного подхода к праву в целом и к отдельным правовым явлениям позволяет рассматривать право как функцио- нальную систему, давать ему функциональное объяснение. Функциональное же объяснение есть объяснение «происхождения, поддержания и сохранения определенной структуры, института или процесса той полезной ролью, вы-

полняемой ими в рамках системы, частями которой они являются»1. В рам-

ках функционального объяснения становится очевидным, что правовой мас- сив неоднороден: в зависимости от роли, выполняемой теми или иными его элементами, следует выделять различные по функциональной направленно- сти правовые образования. Именно по такому пути идут многие правоведы, выделяя в праве регулятивную и охранительную подсистемы, включающие в себя регулятивные нормы и правоотношения и охранительные нормы и пра- воотношения. Так, С. С. Алексеев указывает на разделение юридических норм на регулятивные и охранительные в зависимости от правовых функций, согласно которому «на последующих уровнях структуры в основном и скла- дываются правовые общности – институты, объединения институтов, отрас- ли, семьи отраслей. И те и другие предписания служат нормативной основой возникновения особых правоотношений – регулятивных и охранительных»2.

Т. И. Илларионова последовательно проводит разграничение правовых норм, а на их базе и правоотношений на две функционально-целевые группы – ре- гулятивную и охранительную1. Идеи Т. И. Илларионовой развивает М. Я. Кириллова, указывающая, что проведенная в науке гражданского права

«дифференциация нормативной основы гражданского права по функцио- нально-целевому признаку на нормы регулятивного и охранительного воз- действия» дает основания для аналогичного же разделения правоотношений2. Точно таким же образом В. В. Бутнев разделяет правовые нормы на регуля- тивные и охранительные по функциональному критерию, утверждая, что реализация регулятивных норм влечет возникновение регулятивных право- отношений, а реализация охранительных норм – возникновение охранитель- ных правоотношений3. В этих позициях четко проводится мысль о функцио- нальном назначении всех элементов механизма правового регулирования, что согласуется с системным подходом к исследованию правовых явлений и, казалось бы, возражений вызывать не должно.

Однако концепция разделения правовых норм на регулятивные и охра- нительные натолкнулась в доктрине на препятствие в виде учения о правовой норме. Согласно традиционной для советского и современного периодов концепции трехчленного строения правовой нормы по принципу «если – то – иначе...», состоящей из гипотезы, диспозиции и санкции, всякая норма права обеспечена принудительной силой на случай нарушения4. Следовательно,

цепция является только для советского и современного периодов, поскольку в дореволю- ционной правовой науке признавалась двухэлементное строение правовой нормы. Так, Н. М. Коркунов писал: «...Все юридические нормы суть условные правила. Поэтому каждая юридическая норма состоит, естественно, из двух элементов: из определения условий применения правила и изложения самого правила. Первый элемент называется гипотезой или предположением; второй – диспозицией или распоряжением. Каждая юридическая

«каждая норма права имеет как регулятивный характер (поскольку она пред- назначена регулировать поведение), так и правоохранительный (поскольку она, будучи оснащенной государственной санкцией, охраняет возможность и необходимость определенного поведения)»1. С. Н. Братусь также утверждал, что «любая норма права является одновременно и регулятивной, и охрани- тельной»2, на основе чего критиковал сторонников разделения норм права на регулятивные и охранительные, в частности, Б. Т. Базылева3, за попытку из- менить сложившийся взгляд на структуру нормы права и доказать, что пра- вовая норма двучленна и состоит из гипотезы и диспозиции; то, что обычно

называют санкцией, есть ничто иное, как диспозиция особого вида нормы права, чья гипотеза указывает на особый юридический факт – правонаруше- ние или обстоятельство, препятствующее реализации первичных прав и обя- занностей. По мнению С. Н. Братуся, такое разделение «ведет к отрицанию нормативности и связанной с ней принудительности так называемых регуля- тивных правовых норм и институтов»4. Логическим выводом из отрицания

норма может быть, следовательно, выражена в такой форме: если – то» (Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. СПб.: Изд-во Юридический центр Пресс, 2003. С. 162). Ф. В. Тарановский указывал: «Всякий человек призывается к исполнению обязанности и на- деляется притязанием, смотря по особенностям тех жизненных отношений, в которые он ставится в разное время и при различных обстоятельствах к другим людям. Соответствен- но этому в логическом строении юридической нормы различаются две части. Одна часть определяет те условия, при наличности которых возникают взаимные обязанности и при- тязания между двумя лицами, вторая часть устанавливает самые обязанность и притяза- ние. Первая часть юридической нормы называется гипотезой (предположением), вторая – диспозицией (распоряжением)» (Тарановский Ф. В. Энциклопедия права. СПб.: Лань, 2001. С. 142).

существования охранительных норм является утверждение об ошибочности концепции охранительных правоотношений1. Таким образом, исходя из тра- диционного взгляда на правовую норму как трехчленную, непременно со- держащую в себе, в том числе и санкцию, признание двучленного строения нормы есть в то же время признание возможности существования правовых норм без санкций. Поскольку под санкцией в литературе в большинстве слу- чаев понимается «указание на меры государственного принуждения, приме- няемые в целях охраны права от нарушений»2, «определенная мера государ- ственно-принудительного воздействия на правонарушителя»3, признание возможности существования правовых норм без санкций есть в то же самое время признание возможности существования правовых норм, не обеспечен-

ных принудительной силой государства, т. е. права без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права.

Между тем данный вывод является ошибочным, поскольку сторонники разделения правовых норм на регулятивные и охранительные отнюдь не от- рицают ни нормативности, ни принудительности правовых предписаний как не отрицают и общепризнанного положения о том, что правило поведения становится юридической нормой только при условии обеспеченности прину- дительной силой государства, однако эту обеспеченность связывают не с санкцией регулятивной нормы, а с правилом, закрепленным в особой норме. Как отмечает П. Ф. Елисейкин, «эта обеспеченность принудительной силой государства, это неотъемлемое качество юридической нормы может быть выражено не иначе, как путем установления особого правила поведения –

охранительной нормы»4. Аргументируя данный вывод, автор указывает, что

охранительные нормы имеют четко определенное место в механизме право-

ого регулирования: каждая охранительная норма предназначена для охраны соответствующей регулятивной нормы, которая «вне связи с охранительной утрачивает свой юридический характер»1. Е. Я. Мотовиловкер, анализируя вышеприведенные критические высказывания С. Н. Братуся, отмечает, что регулятивная норма принудительно реализована быть не может, поскольку в ее гипотезе нет указания на факт нарушения права, однако это не означает, что регулятивная норма не обеспечена санкцией. В случае нарушения такой нормы в действие вступает охранительная норма2.

Полагаем, что с этими выводами следует согласиться. Гипотезы право- вых норм содержат указания на условия, при которых действуют эти нормы. Диспозиции таких норм указывает на права и обязанности, возникающие при наличии условий, предусмотренных гипотезой. Если в числе условий дейст- вия нормы (в гипотезе) отсутствует указание на факт нарушения права, а принуждение, как известно, применяется в случае нарушения права, то в норме не может быть каких-либо правил, касающихся факта нарушения пра- ва или возможности применения принуждения.

Отметим, что логика подобных рассуждений была присуща не только дореволюционным правоведам, но и ученым-юристам советского периода. Так, например, данную позицию в середине прошлого века последовательно отстаивал С. В. Курылев, утверждавший, что «санкция является составной частью лишь такого вида норм, которые установлены на случай правонару- шения»3. Говоря иными словами, санкция есть вторая часть таких норм, в ги- потезе которых предусмотрены условия, например, в виде нарушения обяза- тельств по договору, причинения вреда и т. д. Эта вторая часть нормы, пре- дусматривающая правовые последствия нарушения права, и обеспечена го-

сударственным принуждением, Именно она может быть исполнена в прину- дительном порядке.

В числе современных сторонников данной трактовки необходимо ука- зать на В. Л. Слесарева, который пишет: «Поскольку диспозиция и санкция закрепляют отличные друг от друга правила поведения, постольку их следует признать самостоятельными нормами в правовой структуре. При этом, если диспозиция является нормой регулятивной, то санкция – охранительной, мо- делирующей права и обязанности на случай совершения правонарушения»1. Критикуя концепцию трехэлементного строения правовой нормы, В. Л. Сле- сарев замечает: ее основой является положение о том, что «отдельная юри- дическая норма, как клеточка права, аккумулирует в себе все его основные свойства – нормативность, формальную определенность, принудительность, стабильность»2, а это приводит к сомнениям относительно возможности при- знания нормой права правила, в котором отсутствует какой-либо из указан- ных компонентов. Между тем, справедливо подчеркивает В. Л. Слесарев,

«такая “универсальная” позиция противоречит принципу функциональной специализации правовых норм, их подразделению на регулятивные, охрани- тельные, специализированные»3.

На «функциональную специализацию» правовых норм указывают и другие правоведы. Так, А. Ф. Черданцев, замечая, что между правовыми нормами существует определенное «разделение труда» – одни нормы осуще- ствляют позитивное регулирование (регулятивные нормы) другие осуществ- ляют охранительное воздействие (охранительные нормы). Между ними су- ществует взаимодействие, при котором «нарушение регулятивной нормы включает действие нормы охранительной»4.

Анализируя разработку рассматриваемого вопроса в советский период, А. Б. Бабаев и В. А. Белов замечают, что господство концепции трехчленного строения нормы права не оставляло почвы ни для разделения правовых норм на регулятивные и охранительные, ни для аналогичного разделения правоот- ношений, и утверждают, что «отстаивать концепцию разделения правоотно- шений на регулятивные и охранительные можно только при одном непре- менном условии – нужно быть сторонником двухчленного строения правовой нормы»1.

Полагаем, что этот вывод правилен по существу, хотя не можем не от-

метить, что в числе ученых, признающих концепцию охранительных норм и правоотношений, имеются как сторонники двухэлементного строения право- вых норм, так и трехэлементного. Между тем сторонники трехэлементного состава правовых норм, признающие в то же самое время разделение норм и правоотношений на регулятивные и охранительные, наталкиваются на про- тиворечия, для снятия которых они вынуждены вводить в канву рассуждений некоторые допущения, в то время как сторонникам двухэлементного состава правовых норм удается выстроить логически обоснованную и подтверждае- мую практикой теорию.

Так, например, Е. Я. Мотовиловкер при обосновании идеи разделения правовых норм и правоотношений на регулятивные и охранительные руко- водствуется следующей схемой: структура нормы – идея выделения регуля- тивных и охранительных норм – идея выделения регулятивных и охрани- тельных правоотношений. Согласно его аргументации ни гипотеза, ни диспо- зиция логически с санкцией не связаны: гипотеза – постольку, поскольку представляет собой условие, влекущее диспозицию; диспозиция – постольку, поскольку представляет собой правовое последствие, заканчивающее норма- тивное предписание. Следовательно, концепция трехчленной юридической

нормы не в состоянии выразить правовую норму как структурное образова- ние, так как модель структуры нормы имеет логический пробел относительно связи диспозиции и санкции. Для того чтобы устранить этот пробел и логи- чески обусловить санкцию необходим еще один элемент – указание на об- стоятельства, отрицающие диспозицию (правонарушение). На основе этого Е. Я. Мотовиловкер приходит к выводу о том, что «структура нормативного образования, соединяющая диспозицию и санкцию, несет в себе две гипоте- зы, указывающие на факт, порождающий диспозицию, и на факт, порож- дающий санкцию»1.

Этот вывод логически подводит к разделению правовых норм на два

вида, первый из которых составляют нормы, включающие юридический факт, связанный с предоставлением субъектам прав и возложением на них обязанностей, обеспечивающих нормальное течение общественных отноше- ний, т. е. регулятивные нормы; второй – нормы, устанавливающие правовые последствия на случай правонарушений или иных обстоятельств, препятст- вующих осуществлению регулятивных норм, т. е. охранительные нормы2. Следующим логическим шагом является выделение соответствующих этим видам правовых норм правоотношений – регулятивного правоотношения и охранительного правоотношения3.

Сторонники трехэлементного состава правовых норм, признающие в то

же самое время разделение норм и правоотношений на регулятивные и охра- нительные (например, П. Ф. Елисейкин, Е. А. Орлова), наталкиваются на противоречия, для снятия которых они вынуждены делать известные оговор- ки. Так, П. Ф. Елисейкин обращает внимание на то, что норма права конст- руируется по трехчленной схеме при ее рассмотрении в статике, в то время как по двухчленной схеме – при рассмотрении ее в динамике. В итоге иссле- дователь приходит к выводу о том, что «единство регулятивной и соответст-

вующей ей охранительной нормы дает нам в итоге традиционную трехчлен- ную формулу»1.

Е. А. Орлова, полагающая, что любая юридическая норма состоит из трех элементов, в то же время утверждает, что «учет функциональной спе- циализации норм права и деление их на регулятивные и охранительные слу- жит ключом к правильному решению вопроса о их структуре» и делает вы- вод: «Охранительная норма, состоящая из трех элементов, сама есть не что иное, как санкция регулятивной нормы»2.

Нельзя не указать, что наряду с убежденными приверженцами либо

двухэлементного, либо трехэлементного строения правовой нормы имеются и сторонники компромиссной позиции, полагающие, что все высказанные в доктрине суждения относительно строения юридической нормы имеют право на существование. Так, например, П. Ф. Елисейкин считает, что разногласия в этом вопросе являются следствием анализа правовой нормы в разных ас- пектах, не исключающих друг друга3. В. Н. Протасов утверждает, что к строению правовой нормы возможны различные подходы, а потому «мо- дельные конструкции правовой нормы не следует противопоставлять друг другу и считать правильной какую-то одну из них»4. Видимо, такой взгляд позволил ему заявить, что «в случае признания охранительных правоотно- шений как таковых по большому счету не очень уж важно, что считать их нормативной основой – элемент правовой нормы (санкцию) или отдельную, самостоятельную норму (охранительную)»5. В итоге В. Н. Протасов предла- гает при решении вопроса о выделении охранительных правоотношений ид-

ти не от нормы к правоотношению, а, напротив, от правоотношения к норме1. Здесь В. Н. Протасов повторяет идею С. В. Курылева, по мнению которого,

«существование в системе правоотношений особых правоохранительных правоотношений дает основания и юридические нормы, регулирующие об- щественные отношения, также делить на две группы: основные, правоуста- новительные и особые, правоохранительные»2.

Полагаем, что В. Н. Протасов, как, впрочем, и его предшественники в

этом вопросе, недостаточно последователен. Как видно из его слов, охрани- тельное правоотношение имеет определенную нормативную основу, которую мы, в зависимости от ракурса рассмотрения, можем назвать либо частью

«просто нормы» (санкцией), либо «охранительной нормой». Что измениться в определении данной нормативной основы, если мы будем решать вопрос о ее характере через призму ее связи с имеющимся охранительным правоот- ношением? И в этом случае мы можем назвать нормативную основу такого правоотношения либо санкцией «просто нормы», либо самостоятельной нор- мой. Получается, что правоотношение не привносит ничего нового в харак- теристику правовой нормы, если только не считать, что, признав охранитель- ное правоотношение и идею поиска видов норм на основе видов правоотно- шений, мы презюмируем, что охранительное правоотношение имеет в своей основе охранительную норму.

В логической цепочке «норма права – правоотношение», норма права первична, в то время как правоотношение – вторично. Правоотношение воз-

никает там, где имеется соответствующая правовая норма. Поэтому пред- ставляется, что разделять правоотношения, а уж затем на этой основе и пра- вовые нормы нелогично. Кстати, сам В. Н. Протасов признает, что возникно- вение и существование, динамика любого правоотношения всегда нуждаются в двух нормативных элементах: 1) указании на юридические факты и 2) ука- зании на юридические последствия наступления этих фактов, в связи с чем

«нормативной основой охранительных правоотношений служат двухэле- ментные охранительные нормы»1, т. е., иными словами, признает «первич- ность» нормативной основы правоотношения, что, как представляется, слу- жит еще одним доводом в пользу признания необходимости разделения пра- вовых норм на регулятивные и охранительные, а на этой основе и аналогич- ного разделения правоотношений. Положение о том, охранительные право- отношения являются результатом реализации охранительных норм, находит свое подтверждение и в судебной практике. В частности, Нижегородский об- ластной суд в апелляционном определении по делу о взыскании денежных средств указал, что к числу охранительных правоотношений относится обя- зательство вследствие неосновательного обогащения, урегулированное нор- мами главы 60 ГК РФ. В рамках данного обязательства реализуется мера

принуждения – взыскание неосновательного обогащения. Применение ука- занной меры принуждения связано с защитой гражданского права. Норма- тивным основанием возникновения данного обязательства является охрани- тельная норма ст. 1102 ГК РФ, в которой закреплена обязанность возврата неосновательного обогащения2.

Полагаем, что взгляды сторонников трехэлементного строения право-

вой нормы, признающих в то же время классификацию норм и правоотноше- ний на регулятивные и охранительные, равно как и сторонников компро-

миссной позиции, являются непоследовательными, а указание на функцио- нальное назначение норм этой ситуации не исправляет. Дело в том, что про- блема правовой нормы исследуется не умозрительно, а в целях наиболее полного постижения системы права и, в конечном счете, достижения наи- большей эффективности функционирования данной системы. Между тем ис- следование системы права требует системной методологии и должно осуще- ствляться на основе положений теории систем1. Согласно этой теории основ- ным свойством системы является эмерджентность, наличие которой обу- словлено помимо прочего разнородностью функций, осуществляемых эле- ментами (подсистемами), взаимодополняющими друг друга, в результате че- го система получает качество, не присущее какому-либо отдельно взятому

элементу. Каждый элемент системы имеет определенность, присущую ему только в качестве элемента именно данной системы; он представляет собой

«нечто неделимое, целостное по своей функции, по той роли, которую он иг-

1 На роль системной методологии и необходимость привлечения в правовых иссле- дованиях системных принципов познания неоднократно указывалось в юридической ли- тературе. Так, Ц. А. Ямпольская писала, что «использование выводов общей теории сис- тем с учетом особенностей предмета, т. е. данной конкретной системы, и есть ключ к по- знанию многих еще неизвестных сторон изучаемых явлений и процессов» (Ямпольская Ц. А. К методологии науки управления // Советское государство и право. 1965. № 8. С. 21). В. В. Ершов, рассматривая вопрос о роли суда в системе органов государственной власти, отмечает: «…Представляется недостаточным сводить проблемы административного права только к собственным отраслевым вопросам материального административного права и административного судопроизводства. Вопросы административного права необходимо рассматривать шире, не только с позиции общей теории права, но и с учетом общенауч- ных знаний и, в частности, теории систем» (Ершов В. В. Суд в системе органов государст- венной власти // Российское правосудие. 2006. № 1. С. 44). Кроме этого, исследуя пробле- мы применения международного права российскими судами, В. В. Ершов подчеркивает, что системность является «всеобщим свойством материи, человеческой деятельности и мышления», что и обусловливает применение общей теории систем в правовых исследо- ваниях (Ершов В. В., Ершова Е. А. Современные теоретические проблемы применения международного права российскими судами // Российское правосудие. 2010. № 11 (55). С. 7). Помимо указанных вопросов В. В. Ершов рассматривает с позиций системного подхо- да и многие другие, например вопрос о судебном правоприменении (См.: Ершов В. В. Тенденции развития права и неправа // Российское правосудие. 2012. № 7 (75). С. 10; Ер- шов В. В. Судебное правоприменение: актуальные теоретические и практические пробле- мы // Российское правосудие. 2006. № 5. С. 8).

рает в образовании и функционировании системы»1. Следовательно, один и тот же элемент системы не может входить в различные ее подсистемы и осуществлять различные функции.

Признавая, что систему права составляют две подсистемы – регулятив- ная и охранительная, – которые в свою очередь включают в себя в качестве элементов регулятивные правовые нормы и правоотношения и охранитель- ные правовые нормы и правоотношения2, мы приходим к выводу о том, что правовая норма не может быть трехэлементной, так как в этом случае она оказалась бы включенной в две различные подсистемы.

Нельзя не подчеркнуть, что в отличие от сторонников двухэлементного строения правовых норм, сторонники трехэлементного ее строения на перед- ний план при классификации правовых норм на регулятивные и охранитель- ные выводят не структуру правовой нормы, а иные критерии. Так, С. С. Алексеев указывает, что в числе факторов, оказывающих наиболее сущест- венное влияние на деление юридических норм, наиболее значимыми являют- ся функции права и его специализация и именно «деление норм в соответст- вии с функциями и специализацией права образует общую классификацию»3. Развивая его мысль, П. Ф. Елисейкин подчеркивает, что «в функциях права выражается его специфическая роль, назначение отдельных норм права. По- этому значение функций как самостоятельного критерия классификации нельзя ни игнорировать, ни недооценивать»4. Хотим также обратить внима- ние на указание методологического характера, которое делает П. Ф. Елисей- кин и которое имеет для нашего исследования немаловажное значение. Уче-

ный пишет, что в плане проблемы защиты субъективных прав и охраняемых законом интересов имеются основания рассматривать обособление охрани- тельных норм в качестве одного из исходных положений. Признание охрани- тельных норм влечет выделение охранительных правоотношений и «пробле- ма защиты в этой связи получает твердую научную основу»1.

Таким образом, следует признать, что неизменными свойствами охра-

нительных правоотношений являются их способность осуществлять охрани- тельную функцию права и соответствующая этой способности структура ох- ранительной нормы, которая включает в себя два элемента. Первый из этих элементов содержит указание на обстоятельства, свидетельствующие о необ- ходимости «включения» охранительной функции права, второй – указание на последствия охранительного реагирования.

Необходимость же «включения» охранительной функции права появ- ляется, в первую очередь, в случае совершения правонарушения. В связи с этим широкое распространение получил подход, согласно которому главным (а зачастую и единственным) отличительным признаком исследуемых право- отношений признаются основания их возникновения.

Одним из первых цивилистов советского периода, обратившим в 1940 г. внимание на тот факт, что с момента совершения правонарушения возникает новое, не существовавшее до этого правоотношение, является М. М. Агарков2. К сторонникам этой позиции следует отнести С. С. Алексеева,

1 Там же. С. 29.

2 «В случае неисполнения обязательства вступают в действие санкции, установлен- ные законом, – писал цивилист. – Санкции либо непосредственно направлены на получе- ние кредитором в натуре того, что ему причитается по обязательству, либо действуют по-

средственно и направлены на возмещение кредитору понесенных им от неисполнения убытков, либо фиксированной законом суммы (законная неустойка, штраф), либо на воз- мещение убытков, и уплату штрафа. Если санкция не направлена на исполнение в натуре, то меняется содержание обязательства» (Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву // Избранные труды по гражданскому праву. В 2-х т. Т. II. М.: АО

«Центр ЮрИнфоР», 2002. С. 238).

Л. С. Явича, В. Ф. Яковлева и многих других исследователей1, усматриваю- щих специфику охранительных правоотношений в том, что основаниями их возникновения являются правонарушение, угроза нарушения права или оспа- ривание права. Так, С. С. Алексеев указывает: «Охранительные правоотно- шения… направлены на вытеснение из жизни отношений, чуждых нашему строю. Они возникают на основе противоправных действий, отражают из- вестную аномалию в процессе правового регулирования»2. Л. С. Явич счита- ет, что охранительные правоотношения являются свидетельством имеющих место правонарушений; они возникают в результате нарушения правовых норм; «применение санкций правовых норм, мер государственного принуж- дения должно всегда производиться в форме таких отношений»3. В. Ф. Яков- лев пишет, что охранительные правоотношения возникают вследствие нару- шения права; они являются формой, в которой реализуются установленные законом меры на случаи неправомерного поведения субъектов4. По мнению Г. Я. Стоякина, охранительным гражданским правоотношением является

«правоотношение, которое характеризуется наличием гражданских прав и обязанностей, вызываемых к жизни правонарушением»5.

Положение о том, что возникновение охранительного правоотношения обусловливается правонарушением, в частности, просрочкой исполнения обязательства, подтверждается и судебной практикой. Например, отклоняя довод истца о том, что требование о взыскании неустойки заявлено им в пре- делах срока исковой давности, Девятый арбитражный апелляционный суд указал, что срок исполнения обязанности ответчика определен по условиям договора конкретной календарной датой, следовательно, уже на следующий день между истцом и ответчиком возникает охранительное правоотношение, направленное на защиту лицом, чье право нарушено, своего имущественного права на приобретение продукции (получение имущества в собственность). Поскольку истец обратился в суд с пропуском давностного срока по основ- ному обязательству, суд первой инстанции, отказывая в удовлетворении иска о взыскании неустойки, обоснованно исходил из положений статьи 207 ГК РФ, устанавливающей, что при истечении срока давности по главному требо- ванию истекает срок исковой давности и по дополнительному требованию, в

том числе, по неустойке1.

В другом деле, удовлетворяя частично требования о прекращении не- законного использования объектов авторских прав и взыскании компенса- ции, Семнадцатый арбитражный апелляционный суд прямо указал, что охра- нительное правоотношение, содержанием которого является требование пра- вообладателя о прекращении нарушения исключительных прав на использо- вание авторского произведения и взыскании компенсации за такое использо- вание, возникает в момент нарушения принадлежащего правообладателю права2.

Такой подход полностью обусловлен логикой зарождения и развития

права в качестве средства разрешения социальных конфликтов и примирения

ротивостоящих сторон. Как было отмечено, сама идея охранительных пра- воотношений возникла именно в связи с необходимостью выявить сущность и охарактеризовать юридические отношения, возникающие в тех случаях, ко- гда одни субъекты права нарушают права других субъектов права. Так, в уже упомянутой концепции родоначальника теории охранительных правоотно- шений С. А. Муромцева существование особых охранительных отношений (защищающих, «вынудительных») обусловлено интересами общественного союза, предоставляющего по тем или иным причинам покровительство (за- щиту) одним членам союза против других членов в случаях, когда последние вступили в положение, враждебное отношениям, к которым стремятся пер- вые. В таких случаях, как указывает С. А. Муромцев, общество выступает

«на защиту нарушаемых отношений. Ради защиты одних из числа своих чле- нов, оно действует против других»1. По его мнению, охранительные право- отношения, состоящие в принадлежащей субъекту возможности противодей- ствия другим лицам в случае правонарушения, являются неизменным атри- бутом правового регулирования, существующим столько же, сколько суще- ствует само право2.

Таким образом, следует признать, что правонарушение как юридиче- ский факт, порождающий охранительные правоотношения, составляет их специфическую особенность. Между тем в литературе отмечается, что круг юридических фактов, порождающих охранительные правоотношения, гораз- до шире и не ограничивается правонарушениями. Так, В. В. Бутнев, Е. А. Крашенинников, а также некоторые другие авторы указывают, что охрани- тельные гражданские правоотношения могут возникать не только в связи с нарушением субъективного гражданского права, но и из других юридических фактов, например, событий или правомерных действий3.