В теории права существует множество различных определений юридических коллизий (коллизий в праве, коллизий правовых норм).

Так, основоположник теоретического анализа указанной категории Н.А. Власенко определяет коллизию как «отношение между нормами, выступающее в форме различия или противоречия при регулировании одного фактического отношения» . Ю.А. Тихомиров считает, что «юридические коллизии есть противоречия между существующим правовым порядком, намерением и действием по его изменению»[1] [2]. В более поздних работах преобладают развернутые определения, например, А.А. Петров определяет коллизию в праве как «объективно существующую в форме различия и противоречия связь нормативнорегулятивных средств, выражающую несовместимости их одновременной действительности и действенности и порождающую необходимость выбора в качестве модели поведения одного из них»[3].

Не вдаваясь в подробное исследование эволюции рассматриваемой категории заметим, что на настоящий момент согласия касательно её сущности содержания в литературе нет, на что указывают самые различные исследователи. В юридической науке не выработано ни общепризнанного понятия юридической коллизии, ни даже единого подхода к именованию этого явления и разграничению его со смежными категориями.

Наиболее остро в контексте темы нашего исследования стоит проблема разграничения терминов «коллизия» и «конкуренция» норм. Изучение специальной литературы показывает, что понятие «конкуренция норм» используется в основном в уголовно-правовых исследо- ваниях[4], а описание дискуссии о соотношении рассматриваемых категорий в работах ученых-теоретиков зачастую проводится посредством противопоставления «уголовно-правовых» и «теоретикоправовых» воззрений, при этом первые рассматриваются как едва ли ни единственные сторонники конкуренции норм в научном дискурсе.

Существует четыре основные точки зрения на разграничение понятий коллизии и конкуренции норм:

Коллизия норм является подвидом их конкуренции (В.П. Малков[5], И.Н. Сенякин[6] [7] [8] [9]).

Конкуренция норм является подвидом их коллизии

0 1 ОЛ 0-5

(А.Ф. Черданцев , Н.А. Власенко , Ю.А. Тихомиров , В.В. Денисенко[10])

Коллизия и конкуренция норм являются различными правовыми категориями, не пересекающимися друг с другом (В.Н. Кудрявцев[11], К.С. Хахулина[12] [13] [14], А.И. Чучаев и Е.В. Лошенкова ).

Различие понятий коллизии и конкуренции норм несущественно и может не приниматься во внимание (З.А.

88 89

Незнамова , Л.В. Иногамова-Хегай , Б.В. Яце-

ленко[15]).

На сегодняшний день превалирующими являются два из перечисленных подходов: в теории права ученые склоняются к позиции о различии категорий коллизии и конкуренции, причем в последние годы предполагается, что вторая является подвидом первой; в уголовном праве, с некоторых пор, исследователи явно или неявно смешивают рассматриваемые понятия, очевидно не придавая их разграничению сколько-нибудь существенного значения.

Как представляется, верна позиция ученых, полагающих, что описываемая дискуссия уже достаточно давно приобрела сугубо терминологический характер и не несет в себе очевидной практической пользы. Если обратиться к истории научного дискурса в этом отношении, то можно увидеть, что термин «конкуренция норм» зародился в науке уголовного права в связи с отсутствием на первых этапах развития правовой доктрины четкого и единообразного понимания коллизионных отношений, их сущности и состава, что не удовлетворяло требованиям бурно развивающихся отраслевых наук, в том числе и уголовного права. Ставшее сегодня классическим «широкое» понимание юридических коллизий, введенное в научный оборот Н.А. Власенко, не учитывало специфику многих отраслевых наук, было чрезмерно обобщенным и мало пригодным для разрешения конкретных практических проблем.

Это вынудило ученых-отраслевиков исследовать вопросы столкновения правовых норм в сравнительно узком спектре правового регулирования, в связи с чем и была выработана особая научная традиция в каждой из отраслей знания, которая подчинялась своим собственным требованиям и обладала особым терминологическим аппа- [16] 90 ратом. В науке уголовного права было введено понятие «конкуренции норм», за которым впоследствии прочно закрепился определенный, отличный от категории «коллизия» статус.

Одним из первых различие понятий коллизии и конкуренции норм провозгласил В.Н. Кудрявцев, указав, что «в коллизии находятся нормы, противоречащие одна другой», тогда как «конкуренция представляет собой различие единых по своей сути и направленности норм». По мнению автора, конкурирующие нормы не противоречат друг другу, но напротив, связаны между собой[17] [18].

Развивая эту теорию, В.П. Малков пошел еще дальше, по его мысли: «Нормы, находящиеся в коллизии, характеризуют состояние действующего законодательства, уровень кодификационной техники и т.п. Однако коллизия норм права, как состояние действующего права, наибольшую остроту приобретает в процессе применения права. Вопрос о преимуществе какой-то из норм права, находящихся в коллизии, является центральным в теории коллизии законов. Решение же вопроса о преимуществе какой-то из норм, противоречащих друг другу, есть не что иное, как преодоление конкуренции нескольких норм права. Таким образом, коллизия может быть охарактеризована как

~ 92

частный случай конкуренции норм права» .

Авторитета ученых и их аргументации оказалось достаточно для прочного «укоренения» категории конкуренции норм в уголовноправовом дискурсе. Однако ее использование, вопреки ожиданиям авторов, внесло скорее путаницу, нежели что-либо еще. Через несколько десятков лет с небывалой остротой встал вопрос о соотнесении конкуренции норм с вновь набиравшим популярность в теории права понятием коллизии. Отныне соотношение данных терминов стало обязательным атрибутом всех научных исследований в рассматриваемой области.

При детальном изучении позиций отраслевиков и теоретиков, а также практики употребления рассматриваемых терминов оказалось, что разброс их значений столь велик, что определить сколько-нибудь четкое понимание коллизии либо конкуренции не представляется возможным, не говоря уже о разграничении областей их применения.

Так, продолжая позицию Н.А. Власенко, В.В. Денисенко указывает, что «конкуренция (расхождение) есть разновидность коллизии норм, возникающая при необходимости конкретизации правовых положений, имеющих абстрактный характер по отношению к определенному виду общественных отношений»[19] [20].

Напротив, И.Н. Сенякин полагает, что «взаимосвязь коллизии норм права и их конкуренции заключается в том, что коллизия нередко выступает как частный случай конкуренции, как ее возможные по-

94

следствия» .

О.А. Поляков занимает промежуточную позицию, полагая необходимым «отграничить юридические коллизии от сходных явлений, таких как конкуренции правовых норм, правовые фикции»[21].

На этом основании, З.А. Незнамова, одна из первых в отечественной доктрине, сделала вывод об отсутствии принципиальной терминологической разницы между коллизией норм и их конкуренцией. По мысли ученого: «Термины “коллизия”, “конкуренция” уголовно-правовых норм по своей сути тождественные, обозначающие одно и то же правовое явление - проблему выбора нормы из числа нескольких, регулирующих одно и то же фактическое отношение»[22] [23] [24].

К заключению о сущностном единстве коллизии норм и их конкуренции пришел и Б.В. Яцеленко, по мнению которого: «В научной трактовке юридической коллизии при единстве мнений о том, что коллизии возможны лишь между нормами права, ученые дискутируют в основном о внешних формах их проявления. Подобного рода разногласия представляются не имеющими принципиального значения, ибо в конечном счете и несоответствие, и различие, и конфликт в социально-философском плане являются стадиями (этапами) развития со-

v. 97

циальных противоречий» .

Позже, Л.В. Иногамова-Хегай, как представляется, поставила точку в дальнейших рассуждениях на заданную тему, указав, что «анализ понятийного аппарата коллизии и конкуренции норм в общей теории права, отраслевых науках, в сфере уголовного права, судебной практике дает основание утверждать, что коллизия и конкуренция

98

норм - тождественные понятия» .

Трудно спорить с аргументами исследователей. Действительно, единообразия в понимании данных разновидностей юридической терминологии в настоящий момент не наблюдается, а различия в употреблении понятий коллизии и конкуренции норм порой доходят до диаметральной противоположности, и все это при их безусловном сущностном единстве[25]. Однако, рациональное объяснение само по

себе не может ответить на вопрос, почему З.А. Незнамова и Б.В. Яце- ленко в своих работах в основном апеллируют понятием коллизии, тогда как Л.В. Иногамова-Хегай, а также практически

все современные ученые в области уголовного права, используют понятие конкуренции норм?

Мы полагаем, что в данном случае не последнюю роль сыграла уже упомянутая научная традиция, которая была сформирована классическими работами В.Н. Кудрявцева и В.П. Малкова, заложившими в умы многих поколений ученых-правоведов мысль о специфическом характере термина «конкуренция уголовно-правовых норм». Как верно заметила в этой связи Л.В. Иногамова-Хегай: «... существование двух различных терминов для обозначения одного явления можно объяснить только традиционным их использованием в различных отраслях права»[26].

Однако следует заметить, что степень «укоренелости» терминов «коллизия» и «конкуренция» в уголовном праве на разных этапах развития науки различалась. Так, по свидетельству В.П. Малкова, в 70-х годах прошлого века «в большинстве случаев конкуренцию норм права (законов) именуют “коллизией законов”»[27] [28]. Ближе к 2000-м годам, ситуация кардинально изменилась, как пишет З.А. Незнамова: «Теория уголовного права оперирует термином “конкуренция уголовно-правовых норм”. Напротив, в общей теории права, равно как и в других отраслевых науках, используется термин “коллизия”, а такое понятие, как “конкуренция”, не известно» . Это положение сохраня

ется и по настоящее время , хотя в последние годы появляется все больше авторов, использующих коллизию норм в качестве одной из центральных категорий для обозначения ситуации межгосударственных юрисдикционных конфликтов в уголовном праве. Таким образом, научная традиция сама по себе, в отрыве от иных обстоятельств, не может предопределить употребление того или иного термина в данном конкретном случае.

На наш взгляд, применительно к таким разновидностям противоречий, исследование которых является, в некотором роде, прерогативой классической уголовно-правовой теории (например, соотношение общей и специальной норм при квалификации преступлений; определение предмета уголовного закона; установление приоритета между простым и квалифицированным составами преступлений и др.), вполне допустимо употреблять термин «конкуренция норм». Вместе с тем, применительно к исследуемому нами вопросу, а именно к определению границ действия уголовного закона в пространстве, термин «конкуренция» является довольно непривычным, если не сказать, выбивающимся из классического терминологического состава. И это несмотря на то, что его соответствие уголовно-правовой традиции в данном случае нами принимается как установленный факт.

Дело в том, что, если рассмотреть иные элементы юридической терминологии, используемые при разрешении юрисдикционных отношений, можно заметить, что ст. 11 и 12 УК РФ, в соответствии с теорией нормативных конфликтов, носят название коллизионных норм (подробнее об этом см. далее)[29] [30]. Это название столь прочно укрепилось в отечественном правовом, в частности - уголовноправовом дискурсе, что изменять его не стала даже один из основоположников и наиболее последовательных сторонников теории идентичности терминов «коллизия» и «конкуренция» (в пользу последнего) Л.В. Иногамова-Хегай. В своей работе автор пишет: «Разрешение (территориальной - К.Ц.) конкуренции уголовно-правовых норм происходит путем их преодоления. Способами преодоления конкуренции уголовно-правовых норм можно назвать коллизионные принципы и правила, коллизионные нормы и, в определённой степени, толкование»[31] (курсив наш - К.Ц.).

Традиция именования норм, разграничивающих пределы действия законов разных государств, коллизионными предписаниями пошла из науки международного частного права, которая на настоящий момент является «локомотивом» развития всей правовой юрисдикционной теории (если речь идет о межгосударственных отношениях). Как верно замечает З.А. Незнамова, это произошло потому, что «международное частное право зародилось и достаточно длительное время существовало как право коллизионное. Если в других отраслях права вопросы коллизий имеют второстепенное, подчиненное значение, то в международном частном праве они составляют основное со- держание»[32].

Специфика правовых конфликтов, составляющих международное частное право, заключается в следующем: «Во внутреннем праве государства коллидируют, как правило, отдельные правовые нормы, в то время как в международном частном праве происходит столкновение национальных правовых систем. Представляется, что в подобном различии проявляется, в частности, особенность действия коллизионных норм международного частного права, т.к. правовая нома, взятая отдельно, то есть выделенная из состава правовой системы, к которой она принадлежит, не может дать полного ответа на поставленный вопрос и в значительной мере лишается своего содержания. Возникновение коллизий в международном частном праве, то есть коллизий между различными правовыми системами вызвано не отсутствием согласованности между ними (как в случае коллизий между нормами внутреннего права), а самим фактом существования этих правовых систем при необходимости их взаимодействия» .

Как представляется, данную цитату в полной мере можно интерполировать и на проблему межгосударственных юрисдикционных конфликтов в уголовном праве. Существенная специфика межгосударственных отношений, особенности их правового регулирования, а также история развития научного дискурса в рассматриваемой области, говорят в нашу пользу. В поддержку этого мнения можно привести и тот факт, что «пространственные» нормативные конфликты выделялись в отдельную категорию во всех классификациях юридических коллизий (конкуренции), вне зависимости от научной позиции, которой придерживался автор . [33] [34]

Таким образом, можно заключить, что на сегодняшний день понятия коллизии и конкуренции норм допустимо считать равнозначными, однако в силу устоявшейся научной традиции, а также в целях обеспечения единообразия терминологического аппарата в настоящей работе межгосударственные юрисдикционные конфликты в уголовном праве мы будем называть «коллизиями», оговорившись, что понятие «конкуренция норм» в указанном контексте также имеет право на существование.

На основании изложенного приведем собственное определение межгосударственных юридических коллизий в уголовном праве. Под ними следует понимать ситуацию одновременного распространения предписаний уголовных законов двух или более государств на одно и тоже общественное отношение в силу его сущности, персонального состава и (или) территориального признака.

Следующим вопросом, который обязательно необходимо рассмотреть, если речь идет о юридических коллизиях, является проблема их разрешения.

В теории права традиционно выделяют два способа разрешения юридических коллизий:

устранение правотворческим органом;

преодоление правоприменителем[35].

По мнению О.А. Полякова: «Устранение юридических коллизий может быть осуществлено только законодательным путем. Сущность такого устранения состоит в окончательном разрешении коллизий норм права, полной их ликвидации... Преодоление юридической коллизии... означает разрешение коллизии... в процессе правоприменительной практики»[36].

Не вдаваясь в дискуссию по данному вопросу, выходящую за пределы настоящей работы, однако основываясь на достижениях современной юридической науки, укажем, что на наш взгляд, разрешение (устранение и преодоление) межгосударственных коллизий уголовных законов теоретически возможно тремя основными путями:

унификация уголовных законов государств;

заключение международных соглашений;

принятие на внутригосударственном уровне юрисдикционных коллизионных норм.

Унификация уголовных законов государств как способ разрешения уголовно-правовых коллизий представляет собой утопическую, смоделированную нами в целях полного описания проблемы межгосударственных юрисдикционных коллизий в уголовном праве идею[37]. В своем абстрактном выражении, ее реализация должна привести к созданию единого универсального свода уголовно-правовых предписаний, обязательного для всех либо части государств мира.

По очевидным причинам, приведенный сценарий не может быть реализован в ближайшем будущем, однако, само по себе стремление к единообразию отдельных положений, в том числе норм о действии уголовного закона в пространстве, безусловно, оказывает благотворное влияние на борьбу с преступностью «с иностранным элементом», поскольку одним из важнейших аспектов равномерности права является «гармонизация уголовных законов государств» как в целом, так и по частным вопросам[38].

В этом смысле положительно следует оценить принятый Межпарламентской Ассамблей государств-участников СНГ Модельный Уголовный кодекс для государств-участников СНГ (Санкт-Петербург, 17.02.1996 г.), который является, по верному замечанию председателя рабочей группы, разработавшей данный акт, Б.В. Волженкина, «научно аргументированным предложением, адресованным законодательным органам государств-участников СНГ», по мнению ученого - «Не имея обязательной силы, Модельный УК может и должен послужить образцом для создания национальных уголовных кодексов, основой для формирования уголовного законодательства, относительно единого для всех стран Содружества»[39].

Данный акт действительно был взят за основу при формировании норм об уголовно-правовой юрисдикции в государствах-членах СНГ. Наиболее показательными примерами в этом отношении являются Армения и Таджикистан, которые воплотили в своих уголовных законах юрисдикционные предписания Модельного УК практически без изменений, сохранив даже порядок их расположения.

Ниже приводится сравнительная таблица юрисдикционных предписаний Модельного УК и уголовных законов государств-членов СНГ.

Таблица 2.

№

п/п

6 , .

2 о

г! О & 2 ~ S

ЕГ «

чч. 2, 3 ст. 13 Модельного УК

ч. 4 ст. 13 Модельного УК

6 , .

2 О

г! О

& 2 in q . <D

6 ,.

2 O ^ u

г! О

& 2 VO ч . о tr Ct

6 , . s £

2 О ^ u

г! О & 2

. о

tr Ct

6 , . s £

2 О ^ u

г! О & 2 ~ S

tr et

п. «а» ч. 2 ст. 14 Модельного УК

п. «б» ч. 2 ст. 14 Модельного УК

ст. 16 Модельного УК

1

Азербайджан

+

-

+/-

+

+

+

+

+

-

-

2

Армения

+

+

-

+

-

+

+

+

+

+

3

Белоруссия

+

+/-

-

+

-

+

+

-

-

+

4

Казахстан

+

+

+

+

+

+

+

+

+

-

5

Киргизия

+

-

-

-

-

+

+

-

-

-

6

Молдавия

+

-

-

+

-

+/-

+/-

+

+/-

-

7

Россия

+

-

+

+

+

+

+/-

+

+/-

-

8

Таджикистан

+

+

-

+

-

+

+

+

+

+

9

Туркмения

+

-

-

+

-

+

+/-

+

+/-

-

10

Узбекистан

+

+

-

+

-

+

+/-

+

-

-

11

Украина

+

+

-

-

-

+

+/-

+

+

+

Межгосударственные соглашения в области уголовного права чрезвычайно разноплановы как в сущностном, так и в содержательном отношении. Один и тот же международный договор может включать в себя нормы, относящиеся к различным сферам правового регулирования.

В контексте настоящего исследования важно то, что международные договоры содержат две основные разновидности уголовноправовых предписаний:

предписания нормативного характера (субстанционные нормы);

предписания коллизионного характера.

Уголовно-правовые предписания нормативного характера,

закрепленные в международных договорах, как правило устанавливают конкретные составы преступлений, подлежащие имплементации во внутреннее право государства-участника договора (т.н. конвенционные преступления)[40]; либо опосредующие запрещенность описанного в них деяния международным правом непосредственно (т.н. международные преступления)[41].

Целью международных норм коллизионного характера является «максимальное обеспечение... международного соответствия судебного решения, т.е. такой ситуации, при которой судебное решение будет идентичным, независимо от того, в какой стране это решение вынесено»[42]. Перефразируя цитату с учетом специфики уголовного права, можно сказать, что цель применения международных уголовноправовых коллизионных норм заключается в достижении «международного соответствия осуждения субъекта», т.е. ситуации, когда осуждение и наказание лица произойдет в одной конкретной стране, независимо от его местонахождения на момент привлечения к ответственности.

По подсчетам В.П. Коняхина, существует десять международных договоров, устанавливающих юрисдикционные правила[43]. Мы же полагаем, что для столь категоричного заявления недостаточно оснований, поскольку точно посчитать все соглашения, содержащие в себе уголовно-правовые коллизионные нормы, вряд ли возможно в принципе. Тем не менее, следует согласиться, что количество таких международных договоров сравнительно невелико, а наиболее важные из них как раз и составляют цифру около десяти. Их можно условно разделить на четыре основных подтипа:

Непосредственно устанавливающие правила действия уголовных законов государств.

Так, ст. 3 Конвенции о преступлениях и некоторых других актах, совершенных на борту воздушных судов (Токио, 14.09.1963 г.) закрепляет, следующее предписание: «Государство регистрации воздушного судна правомочно осуществлять юрисдикцию в отношении преступлений и актов, совершенных на борту» (ч. 1). При этом, «... Конвенция не исключает осуществления любой уголовной юрисдикции в соответствии с национальным законодательством» (ч. 3). Это положение было широко воспринято мировым сообществом, и на сегодняшний день воздушные суда признаются частью квазитерритории государства его регистрации, на которую распространяется уголовная юрисдикция последнего в случае нахождения судна в открытом воздушном пространстве.

Дополняющие предписания национального закона.

Например, Конвенция о территориальном море и прилежащей

зоне (Женева, 29.04.1958 г.) содержит в себе определение территориального моря, его границ, и некоторые другие предписания, как правило, не содержащиеся в национальных уголовных законах. Эти нормы не опосредуют разграничения государственных юрисдикций как таковых, но скорее дополняют уже существующее «территориальное» правило действия уголовного закона в пространстве, определяя, до каких границ может простираться территория государства в морском пространстве.

Устанавливающие изъятия из уголовно-правовой юрисдикции государств.

В соответствии с ч. 1 ст. 31 Венской конвенции о дипломатических сношениях (Вена, 18.04.1961 г.): «Дипломатический агент пользуется иммунитетом от уголовной юрисдикции государства пребывания». Подробный анализ уголовно-правовых иммунитетов, а также их соотношение со смежными юридическими категориями будет проведен нами в части 2.1.3 настоящей работы.

Определяющие границы юрисдикции международных трибуналов.

Согласно ч. 2 ст. 4 Римского статута Международного уголовного суда (Рим, 17.07.1998 г.): «Суд может осуществлять свои функции и полномочия, как это предусмотрено в настоящем Статуте, на территории любого государства-участника и, по специальному соглашению, на территории любого другого государства». Данная группа норм, как указывалось ранее, не относится к уголовно-правовой юрисдикции государств, имея иную направленность, сущность и содержание, в связи с чем заслуживает отдельного рассмотрения вне рамок настоящей работы .

На основании анализа международных положений и внутренней законодательной регламентации уголовно-правовой юрисдикции зарубежных стран, М.Г. Решняк пришла к выводу, что большая часть описанных ранее международных положений (за исключением, разумеется, четвертой группы) перенесена во внутренние законы государств и учитывается ими[44] [45]. С этим тезисом можно согласиться, в

связи с чем вполне допустимо не подвергать отдельному предметному рассмотрению международно-правовое регулирование действия уголовного закона в пространстве, сосредоточившись именно на законодательной части исследуемого института.

Юрисдикционные коллизионные нормы уголовных законов представлены нормативными положениями, содержащимися во внутреннем законодательстве практически всех государств мира . Предписания, определяющие границы действия уголовного закона государства в пространстве, как правило, являются основными регуляторами юрисдикционных отношений в рассматриваемом случае. Среди государств-членов Совета Европы только Великобритания, Ирландия, Испания, Лихтенштейн и Монако пользуются иными регуляторами для разрешения уголовно-правовых юрисдикционных отношений в качестве основных.

Следует оговориться, что содержание юрисдикционного коллизионного регулирования в уголовном праве несколько отличается от принятого в международном частном праве. Если в рамках коллизионного регулирования частно-правовых отношений происходит выбор применимого права, при общей неизменности (статичности) органа рассматривающего дело и самого круга регулируемых отношений; то в уголовном праве наблюдается обратная ситуация: применимое право, как правило, остается неизменным (национальный закон), выби- [46]

раются же общественные отношения, на которые данное право распространяется.

Вместе с тем, как мы полагаем, сущность обоих приведенных вариантов восходит к выполнению одной цели: разрешению юрисдикционного конфликта. Частное право, пользуясь имеющейся в его распоряжении широтой источниковой базы, выбирает право непосредственно; уголовное же право куда более ограничено в этом контексте, единственной возможностью для него остается установление собственной юрисдикционной компетенции посредством выбора подлежащих урегулированию общественных отношений, через который, по сути, осуществляется выбор применимого права. Другими словами, происходит один и тот же процесс, но с разных сторон.

Так, если будет установлено, что право государства «А» регулирует группу отношений «1», а государство «Б» регулирует группу отношений «2», то не все ли равно, может государство «А» применять право государства «Б» (как это имеет место в международном частном праве) или оно обязано передать рассмотрение правоотношений группы «2» государству «Б» (как это имеет место в уголовном праве)? Как представляется, результат в сущности будет один - применению подлежит право государства «Б», разница лишь в правоприменителе, которая в идеальной модели не имеет правового значения.

Не сомневаемся, что в нашей позиции можно найти массу недостатков терминологического характера, но ее сущность при всем этом останется нетронутой. Исследуя уголовно-правовые юрисдикционные отношения можно исходить из коллизионного характера уголовноправового регулирования, как это делаем мы, а можно придерживаться более традиционной теории об одностороннем установлении юрисдикционной компетенции, однако при любом из вариантов возникнет проблема соотнесения юрисдикционных предписаний разных государств которую необходимо решать. И в данном контексте важна не форма (название юрисдикционных норм), а содержание и направленность регулирования, предполагающие учет интересов иных претендующих правопорядков.

Повторимся, даже при такой постановке задачи можно исходить из более традиционного взгляда (как это сделали, например, А.И. Ильина и А.А. Макасеева), однако, данное решение с необходимостью повлечет совершенно определенную структуру изложения материала, специфические критерии для сопоставления юрисдикционных предписаний, заранее заданное направление по применению сравнительно-правового метода исследования и многие другие неудобства чисто прикладного характера. И в этом контексте выбор наиболее удобной формы, как представляется, остается за исследователем, в данном случае - за нами, что ни в коем случае не исключает возможности иного подхода.

[1] Власенко Н.А. Коллизионные нормы в советском праве. Иркутск: Изд-во Иркутск. ун-та, 1984. С.23.

[2] Тихомиров Ю.А. Коллизионное право: учебное и научно-практическое пособие. М.: Юрин- формцентр, 2000. С. 43.

[3] Петров А.А. Иерархические коллизии в праве. Дис. ... канд. юрид. наук. Красноярск. 2009. С. 121.

[4] См. об этом.: Тихомиров Ю.А. Коллизионное право: учебное и научно-практическое пособие. М.: Юринформцентр, 2000. С. 65.

[5] Малков В.П. Совокупность преступлений: вопросы квалификации и назначения наказания. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1974. С. 179.

[6] Сенякин И.Н. Конкуренция норм российского права Саратов. Изд-во ГОУ ВПО Саратовская государственная академия права, 2011. С. 95.

[7] Черданцев А.Ф. Системность норм права. Свердловск, 1972. С. 60.

[8] Власенко Н.А. Коллизионные нормы в советском праве. Иркутск: Изд-во Иркутск. ун-та, 1984. С.86.

[9] Тихомиров Ю.А. Коллизионное право: учебное и научно-практическое пособие. М.: Юрин- формцентр, 2000. С. 65.

[10] Денисенко В.В. Коллизии правовых актов и способы их разрешения: монография. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2005. С. 15.

[11] Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М. «Юридическая литература», 1972. 352 с.

[12] Хахулина К.С. Конкуренция уголовно-правовых норм и ее преодоление в процессе их применения. ... Дис. канд. юрид. наук. Казань. 1984. С. 84 - 85.

[13] Понятия и термины в уголовном праве России. Общая и Особенная части: учебное пособие / отв. редакторы д-р юрид. наук, проф. А.И. Чучаев, канд. юрид. наук Е.В. Лошенкова. М.: Контракт. 2014. С. 84, 90-92.

[14] Незнамова З.А. Коллизии в уголовном праве. Екатеринбург: Cricket, 1994. С. 33.

[15] Яцеленко Б.В. Противоречия уголовно-правового регулирования. Дис. ... докт. юрид. наук. М. 1997. С. 160.

[16] Иногамова-Хегай Л.В. Концептуальные основы конкуренци уголовно-правовых норм: Монография. М.: Норма; Инфа-М, 2015. С. 8.

[17] См.: Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М. «Юридическая литература», 1972. С. 214 - 215.

[18] Малков В.П. Совокупность преступлений: вопросы квалификации и назначения наказания. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1974. С. 179.

[19] Денисенко В.В. Коллизии правовых актов и способы их разрешения: монография. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2005. С. 15.

[20] Сенякин И.Н. Конкуренция норм российского права Саратов. Изд-во ГОУ ВПО Саратовская государственная академия права, 2011. С. 95.

[21] Поляков О.А. Юридические коллизии в сфере деятельности органов внутренних дел по обеспечению и защите прав граждан. Авт. дис. ... канд. юрид. наук. М. 2003. С. 9.

[22] Незнамова З.А. Коллизии в уголовном праве. Авт. дис. ... докт. юрид. наук. Екатеринбург. 1995. С. 8.

[23] Яцеленко Б.В. Противоречия уголовно-правового регулирования. Дисс ... докт. юрид. наук. М. 1997. С. 160.

[24] Иногамова-Хегай Л.В. Концептуальные основы конкуренци уголовно-правовых норм: Монография. М.: Норма; Инфа-М, 2015. С. 8.

[25] Следует заметить, что подобная ситуация в настоящее время имеет место и в англоязычном дискурсе. Для обозначения конфликтов юрисдикций ученые используют слова «colli- sion/concurring/conflict/competition», признавая их при этом равнозначными. Wolfgang Schomburg Germany, concurrent national and international criminal jurisdiction and the principle “ne bis in idem” // Revue international de droit penal 2002/3 (Vol. 73) pp. 941 - 964.

[26] Иногамова-Хегай Л.В. Концептуальные основы конкуренци уголовно-правовых норм: Монография. М.: Норма; Инфа-М, 2015. С. 33.

[27] См.: Малков В.П. Совокупность преступлений: вопросы квалификации и назначения наказания. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1974. С. 178.

[28] См.: Незнамова З.А. Коллизии в уголовном праве. Авт. дис. ... докт. юрид. наук. Екатеринбург. 1995. С. 23 - 24.

[29] См. об этом: Шакин В.Б. Конкуренция и коллизия уголовно-правовых норм // Сибирский юридический вестник. № 1. 2001. URL: http://law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1117176 Дата обращения: 20.05.2016 г.

[30] В этом отношении мы категорически не можем согласиться с позицией А.А. Самарина, полагающего, что «экстерриториальное действие... уголовного закона... исключает какое-либо коллизионное регулирование и может определяться лишь международными отношениями, (что - К.Ц.) диктует необходимость его рассмотрения вне рамок коллизионного права». Как будет показано нами далее, коллизионное регулирование уголовно-правовых отношений не только не исключено, но и реально осуществляется (и осуществлялось) в законодательной практике государств мира. Позицию автора см.: СамаринА.А. Экстерриториальное действие права. Дис. ... канд. юрид. наук. Нижний Новгород. 2016. С. 14.

[31] Следует, однако, отметить, что коллизионные нормы в понимании автора не ограничиваются юрисдикционными предписаниями, что, однако, не колеблет суть нашего аргумента.См.: Инога- мова-Хегай Л.В. Концептуальные основы конкуренции уголовно-правовых норм: Монография. М.: Норма; Инфа-М, 2015. С. 18.

[32] Незнамова З.А. Коллизии в уголовном праве. Авт. дис. ... докт. юрид. наук. Екатеринбург. 1995. С. 17.

[33] Рустамова Н.Н. Коллизионные нормы в международном частном праве: эволюция, современные тенденции и перспективы развития. Дис. ... канд. юрид. наук. М. 2013. С. 13 - 14.

[34] Так, например, сторонник дифференцированного подхода к понятиям коллизии норм и их конкуренции В.П. Малков выделяет следующие разновидности конкуренции норм: 1. общей и специальной норм; 2. специальных норм; 3. норм союзного и республиканского значения; 4. норм различных союзных республик; 5. норм национального уголовного законодательства с нормами уголовного законодательства иностранных государств; 6. норм национального уголовного права с нормами международного права. Видно, что четвертая и пятая позиции относятся именно к юрисдикционным конфликтам уголовных законов разных государств, специфику которых автор подчеркнул в своей классификации. См.: Малков В.П. Совокупность преступлений: вопросы квалификации и назначения наказания. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1974. С. 182.

[35] Занина М.А. Коллизии норм права равной юридической силы: Монография. 2-е изд., перераб. и доп. М.: РАП, Волтерс Клувер, 2010. С. 65.

[36] Поляков О.А. Юридические коллизии в сфере деятельности органов внутренних дел по обеспечению и защите прав граждан. Авт. дис. ... канд. юрид. наук. М. 2003. С. 21.

[37] Хотя на отдельных новостных порталах в 2012 году активно обсуждалась новость о том, что в странах СНГ могут принять единый уголовный кодекс. См., напр.: URL: http://www.rbc.ru/politics/15/05/2012/650409.shtml Дата обращения: 20.05.2016 г.

[38] Willem Bastiaan van Bockel. The ne bis in idem principle in EU law. A conceptual and jurisprudential Ipskamp analysis. EM Meijers Institute of Legal Studies, Faculty of Law, Leiden University, 2009. С. 74.

[39] Волженкин Б.В. Пояснительная записка к Модельному Уголовному кодексу для государств- участников Содружества Независимых Государств // Правоведение. 1996. № 1. С. 88 - 150.

[40] В качестве примера можно привести ст. 15 - 25 Конвенции ООН против коррупции (Нью-Йорк, 31.10.2003 г.).

[41] В качестве примера можно привести ст. 5 Римского статута Международного уголовного суда (Рим, 17.07.1998 г.).

[42] Гаско А.В. Разрешение коллизий правовых актов в процессе правотворчества // Человек: преступление и наказание. № 3. 2010. С. 36.

[43] См.: Коняхин В.П. Общая часть международного уголовного законодательства: современное состояние и перспективы развития / Международное уголовное правосудие: современные проблемы. Под. Ред. Богуша Г.И, Трикоз Е.Н. М.: Институт права и публичной политики, 2009. С. 63.

[44] См., напр.: Akande D. The jurisdiction of the International Criminal Court over nationals of nonparties: legal basis and limits // Journal of International Criminal Justice. 2003. Т. 1. №. 3. С. 618 - 650.; Aldrich G.H. Jurisdiction of the International Criminal Tribunal for the former Yugoslavia // The American Journal of International Law. 1996. Т. 90. №. 1. С. 64 - 69.; Graefrath B. Universal criminal jurisdiction and an international criminal court // Eur. J. Int'l L. 1990. Т. 1. pp. 67 - 88.; Sunga L.S. The Crimes within the Jurisdiction of the International Criminal Court (Part II, Articles 5-10) // European Journal of Crime Criminal Law and Criminal Justice. 1998. Т. 6. С. 377 - 399. и др.

В русскоязычной литературе свои исследования данному вопросу предметно посвятили Л.А. Ка- маровский, А.А. Рабаданова, И.П. Сафиуллина и некоторые другие. См.: Камаровский Л.А. О международном суде / отв. ред. Л.Н. Шестаков; автор биографического очерка: В.А. Томсинов; автор вступительной статьи: У.Э. Батлер. М.: Зерцало, 2007. 488 с.; Рабаданова А.А. Международное уголовное правосудие: становление, современное состояние, перспективы развития. Дис. ... канд. юрид. наук. М. 2006.; Сафиуллина И.П. Нюрнбергские принципы и их влияние на формирование международных уголовных судов в современных условиях. Дис. ... канд. юрид. наук. Казань. 2003.

[45] Решняк М.Г. Современные проблемы действия уголовного закона в пространстве: монография. М.: Юрлитинформ, 2013. С. 76 - 77.

[46] Вторым по значимости «внутренним» регулятором является прецедентное регулирование, распространенное в странах англо-саксонской правовой традиции, однако на сегодняшний день зарубежными юристами отмечается тенденция по существенному сокращению прецедентного регулирования юрисдикционных отношений. Даже старейшие системы общего права, такие как США и Великобритания, постепенно переходят к статутному определению границ собственного уголовно-правового суверенитета. См.: Charles Doyle. Extraterritorial Application of American Criminal Law // Congressional Research Service. 7-5700. 2012. p. 39.; Michael Hirst. Jurisdiction and The Ambit of The Criminal Law // Oxford University Press, 2003. URL: http://oxfordindex.oup.com/view/10.1093/acprof:oso/9780199245390.001.0001

В рамках настоящего исследования мы не будет заострять внимание на прецедентном регулировании юрисдикционных конфликтов.