Правоотношение универсального деликта, в соответствии с положениями международного права, охватывает любое лицо, совершившее специально определенное преступление, на любой территории, безотносительно к гражданству жертвы преступления, в случае, если государство может и обязано осуществлять над ним свою юрис- дикцию[1].

Это положение было закреплено в п. а ч. 3 Резолюции Семнадцатой комиссии Института международного права от 6 августа 2005 г. (далее по тексту - Резолюция 2005 г.): «Универсальная юрисдикция может быть осуществлена над международными преступлениями, определяемыми международным правом как подпадающие под такую юрисдикцию, такие как геноцид, преступления против человечности, серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 года о защите жертв войны или других серьезных нарушений международного гуманитарного права, совершенные в условиях международного или немеждународного вооруженного конфликта»[2].

В российской доктрине бытует мнение о вышестоящем характере принципа универсальной юрисдикции, его приоритете для применения в случае конфликта с иными коллизионными правилами.

Так, по мнению А.И. Бойцова, главное в объеме универсального правоотношения то, «что универсальное начало, не могущее быть по своей природе субсидиарным, поглощает собой все остальные прин- ципы»[3], А.Г. Князев также указывает, что «при конкуренции универсального принципа и иных принципов пространственного действия уголовно-правовых норм предпочтение отдается первому»[4], аналогичной позиции придерживается и Л.В. Иногамова-Хегай[5].

В иностранной литературе господствует иная позиция. Зарубежные юристы, предметно рассматривающие правило универсальной юрисдикции, во всяком случае учитывают так называемый «принцип субсидиарности (дополнительности)»[6] [7]. Который, со временем, «стал своего рода “религией” европейских стран, поскольку предполагается, что субсидиарная концепция препятствует размыванию национальной идентичности и направлена на защиту национальных суверенитетов

368

государств-членов» .

Исследователи расходятся во мнении о моменте зарождения этой доктрины, некоторые полагают, что идея принципа дополнительности возникла задолго до формирования самого международного уголовного права, и была закреплена еще в Версальском мирном договоре 1919 года, когда союзники санкционировали немцам осуществлять уголовное преследование за отдельные военные преступления самостоятельно в г. Лейпциге, Г ермания[8] [9]; согласно другой позиции, рассматриваемое правило было впервые отражено в Резолюции 2005 г. : «Любому государству, в котором находится под стражей предполагаемый преступник, следует до начала судебного разбирательства на основе универсальной юрисдикции, спросить государство, в котором было совершено преступление, или государство гражданства соответствующего лица, готово ли оно привлечь к ответственности это лицо, кроме случаев, когда эти государства явно не желают или не в состоянии осуществить его. Кроме этого, государство должно учитывать юрисдикцию международных уголовных судов» (п. «с» ч.

3).

Однако вне зависимости от конкретных исторических взглядов, зарубежная доктрина сходится во мнении о «классическом» характере доктрины субсидиарности; универсальная юрисдикция при этом рассматривается в качестве вспомогательной правовой категории, обеспечивающей неотвратимость наказания лиц, совершивших преступления, затрагивающие международное сообщество в целом .

Доктрина субсидиарности нашла свое отражение в международном праве в части определения соотношения между внутренней юрисдикцией государства и компетенцией постоянно действующих международных трибуналов и (или) трибуналов ad hoc: в соответствии с традиционным подходом, международное правосудие осуществляется только в том случае, если и когда компетентное государство не может либо не желает осуществить его самостоятельно .

Классическое легальное определение рассматриваемого принципа содержится в п. «а» ст. 17 Римского статута Международного уголовного суда: «данное дело расследуется или в отношении его возбуждено уголовное преследование государством, которое обладает в отношении его юрисдикцией, за исключением случаев, когда это государство не желает или не способно вести расследование или возбудить уголовное преследование должным образом». В соответствии с приведенным положением, в его истолковании самим Судом и доктриной, в случае возникновения коллизии внутренних уголовноправовой юрисдикции государства на основании принципа универсальности и юрисдикции Международного уголовного суда, «МУС необходимо применить принцип дополнительности» .

Трактовка данного принципа была в частности выражена в решении №: ICC-01/15, вынесенном Палатой предварительного произ- [10] [11] [12]

водства Международного уголовного суда 27 января 2016 года по делу «Ситуация в Грузии» . В числе прочего, Палата установила, что «на данном этапе для изучения вопроса о дополняемости требуется оценить, проводит ли или проводило ли какое-либо государство национальное разбирательство, касающееся тех лиц или групп лиц, а также тех преступлений, которые, как представляется на основании имеющейся на данном этапе информации, были совершены и которые в совокупности будут предметом расследований и на которых, вероятно, будет(-ут) строиться потенциальное(-ые) дело(-а) в Суде. Если национальные власти не расследуют такие потенциальные дела (или некоторые из них) или не осуществляют по ним уголовного преследования, то критерий, предусмотренный подпунктом (b) пункта 1 статьи 53 Статута, в отношении дополняемости соблюдается» (п. 39) (курсив наш - К.Ц.).

Таким образом, «изъятие» из внутренней юрисдикции определенных преступлений вследствие осуществления международным трибуналом своей компетенции может произойти только в случае неисполнения государством обязанности осуществить уголовное преследование согласно нормам внутреннего права, что, в некотором смысле, можно рассматривать в качестве отказа от юрисдикции в отношении данной группы преступлений.

Изложенное позволяет заключить, что «субсидиарный» подход в большей степени соответствует современным реалиям, нежели позиция о верховенстве универсальной юрисдикции. Таким образом, правоотношение универсального подчинения в его текущем истолковании не может быть признано приоритетным перед иными правилами действия уголовного закона в пространстве, напротив, содержащие [13] его коллизионные нормы имеют вспомогательное значение и применяются всегда в последнюю очередь независимо от субъекта применения.

Следует отметить, что отчасти данный подход нашел свое отражение в российском законодательстве; ч. 3 ст. 12 УК РФ содержит оговорку, о применении универсального принципа, если совершившие преступление лица «привлекаются к уголовной ответственности на территории Российской Федерации». А.И. Ильина подвергла критике такое указание в связи с, как показалось автору, его самоочевидностью . Однако в свете сказанного данное положение может трактоваться не просто как некая констатация факта, которую можно безболезненно «приписать» к любой другой статье уголовного закона, но как некий самоограничитель объема правоотношения универсального деликта в порядке правила субсидиарности[14] [15].

Территориальное распространение и субъектный состав.

На сегодняшний день общепризнанной является позиция, согласно которой объем «универсального» правоотношения не имеет объективных территориальных границ, не зависит от места совершения преступления, не ограничен каким-либо кругом субъектов и распространяется на всех лиц безразлично к их национальной принад-

лежности[16].

Именно по такому пути пошли законодатели многих государств

мира. Например, в ст. 7 УК Литовской Республики установлено следующее: «Лица подлежат ответственности по настоящему Кодексу, независимо от их национальности и места жительства, а также от того, наказуемо ли по месту совершения преступления данное деяние, за совершение правонарушений ответственность за которые предусмотрена в рамках международных соглашений ...», схожие по смыслу положения установлены в государствах-членах Совета Европы установлены также в уголовных законах Андорры, Венгрии, Германии, Греции, Дании, Исландии, Италии, Кипра, Македонии, Словакии, Турции, Чехии и Швеции. С позиций международного права, а также учитывая рассмотренный ранее принцип дополнительности этот подход представляется верным.

Иной способ закрепления «универсального» правоотношения предполагает его ограничение по территории совершения преступления и (или) субъектному составу.

«Территориальное» ограничение, как правило, предполагает совершение преступления за пределами территории государства- принадлежности коллизионной нормы. Среди государств-членов Совета Европы только такой вариант регламентации, без ограничений по субъектному составу предусмотрен в уголовных законах Азербайджана, Нидерландов, Португалии, Сан-Марино, Словении, Финляндии, Хорватии, Швейцарии и Эстонии.

Ограничение по субъектному составу, как правило, закрепляют распространение объема универсального правоотношения на иностранных граждан и апатридов-нерезидентов. Данная разновидность ограничений всегда употребляется исключительно в совокупности с «территориальным». Среди государств-членов Совета Европы такой вариант регламентации предусмотрен в уголовных законах Армении, Болгарии, Г рузии, Молдавии, Норвегии, России, Румынии и Черногории; при этом норвежский законодатель, в отличие от всех остальных, ограничил субъектный состав универсального правоотношения гражданами Норвегии и апатридами-резидентами (§ 5 УК Королевства Норвегии).

Мы полагаем, что «ограничительный» способ регламентации, в обоих вариантах его закрепления противоречит сущности универсальной юрисдикции, снижает ее восполнительный потенциал и, кроме того, порождает целый ряд юрисдикционных конфликтов уголовных законов , в связи с чем не может быть поддержан.

Круг преступных посягательств.

На сегодняшний день в науке отсутствует единая позиция касательно круга преступных посягательств, охватываемых правоотношением универсального деликта. В доктрине отмечается, что целый ряд международных соглашений, содержащих описание конвенционных преступлений, не опосредуют права и обязанности государств- участников распространять на них свою универсальную юрисдикцию, что порождает определенные проблемы[17] [18] [19].

Действительно, международные договоры подходят к регламен-

380

тации рассматриваемого вопроса по-разному , если же рассматривать конвенционные преступления в целом, то, как показал проведенный А.И. Ильиной анализ, «большинство международных договоров, участником которых является Российская Федерация, сами по себе не предоставляют право привлечения к уголовной ответственности иностранных граждан и не проживающих в РФ лиц без гражданства, совершивших преступление вне пределов РФ. Международные договоры РФ, направленные на борьбу с тем или иным видом преступлений, либо вообще не разрешают вопросов юрисдикции, либо предоставляют РФ право законодательно установить пределы действия УК РФ в

301

пространстве» .

Таким образом, в настоящее время установить единственно верный с точки зрения международного права перечень преступных посягательств, входящих в объем правоотношения универсального деликта объективно невозможно. Как видится, именно в этой связи законодательная регламентация рассматриваемого коллизионного объема в разных государствах столь существенно различается.

Условно способы регламентации перечня преступлений, совершение которых подпадает под коллизионный объем правоотношения универсального деликта, можно разделить на краткий и пространный.

Краткий вариант представляет собой стандартное одностороннее коллизионное предписание с дополнительной отсылкой к положениям международного права без корреспондирующего перечисления конкретных преступлений, подпадающих под его объем. В качестве примера можно привести п. «а» ч. 2 ст. УК Республики Таджикистан: «Иностранные граждане... подлежат ответственности... в... случаях... если ими совершено преступление, предусмотренное нормами международного права, признанными Республикой Таджикистан.». Среди государств-членов Совета Европы аналогичные по смыслу нормы закреплены в уголовных законах Азербайджана, Армении, Болгарии, Венгрии, Грузии, Дании, Македонии, Молдавии, России, Румынии, Словакии, Словении, Черногории, Швейцарии, Швеции и Эстонии. [20]

Пространный способ встречается несколько чаще. В качестве примера можно привести, § 6 УК Республики Германия (преступления, совершенные за границей против охраняемых международным правом интересов): «Немецкое уголовное право также распространяется вне зависимости от закона места совершения преступления на следующие деяния, совершенные за границей: 1. пункт отменен; 2. серьезные уголовные преступления, включающие ядерную энергию, взрывы и радиацию в случаях, указанных в § 307 и 308 части с 1 по 4, § 309 часть 2 и § 310; 3. преступления против воздушного и морского сообщения (§ 316с); 4. Перемещение людей для целей сексуальной эксплуатации, рабства и соучастие в таком перемещении § 232 - 233;

незаконный оборот наркотиков; 6. распространение порнографических изделий в случаях, когда такое поведение подпадает под § 184a, 184b части с 1 по 3, и § 184c части с 1 по 3, также соединенные с § 184d 1-е предложение; 7. подделка денег и ценных бумаг (§ 146, 151 и 152), платежных карт и Еврочеков (§ 152а части с 1 по 4, а равно подготовка к такому преступлению (§ 149, 151, 152 и 152а часть 5)); 8. мошенничество с субсидиями (§ 264); 9. деяния, которые на основании международного соглашения, обязательного для Федеральной Республики Германия также должны быть преследованы в случае их совершения за границей»; п. 9 данной статьи, раскрывается в Кодексе преступлений против международного права (CCAIL) от 26.02.2002 г.[21] и включает в себя: геноцид (§ 6), преступления против человечности (§ 7), военные преступления (глава 2). Среди государств-членов Совета Европы, схожие по смыслу положения закреплены в уголовных законах Албании, Андорры, Германии, Греции, Исландии, Италии, Кипра, Литвы, Нидерландов, Норвегии, Португалии, Сан- Марино, Турции, Финляндии, Хорватии и Чехии.

Г руппа европейских ученых провела фундаментальное исследование данного вопроса; на основании изучения действующего законодательства 29 государств Европейского союза они подготовили сравнительные таблицы регламентации коллизионного объема правоотношения универсального подчинения по признаку охвата им конкрет-

383

ных групп преступных посягательств .

Исследование показало следующие результаты. Из 29 изученных государств (Австрия, Бельгия, Болгария, Кипр, Чехия, Дания, Эстония, Финляндия, Франция, Германия, Греция, Венгрия, Ирландия, Италия, Латвия, Литва, Люксембург, Мальта, Нидерланды, Норвегия, Польша, Португалия, Румыния, Словакия, Словения, Испания, Швеция, Швейцария, Великобритания): 15 устанавливает универсальную юрисдикцию в отношении общеуголовных преступлений; 28 - в отношении преступлений международного характера; 29 - в отношении международных преступлений. Среди международных преступлений: 28 государств устанавливают универсальную юрисдикцию в отношении пиратства; 22 - преступлений против человечности; 26 - геноцида, 28 - пыток, 0 - насильственных исчезновений . К похожим результатам пришли и аналитики агентства «Amnesty International», исследовав законодательство 193 стран . [22] [23] [24]

На основании приведенных данных можно с уверенностью констатировать, что в настоящее время признанным в законодательной практике государства мира является распространение объема правоотношения универсального деликта на следующие группы преступных посягательств:

преступлений международно-правового характера;

международных преступлений:

военных преступлений;

преступлений против человечности;

геноцида;

пыток.

Как представляется, приведенные исследования вполне репрезентативно отражают сложившуюся законодательную практику, в том числе в государствах-членах Совета Европы (в своей совокупности они охватывают все государства-члены Совета Европы), в этой связи мы позволили себе не проводить дополнительного исследования данного вопроса.

Работа над анализом круга преступлений, охватываемых правоотношение универсального деликта в настоящий момент ведется и в рамках Шестого комитета Г енеральной Ассамблеи ООН. На 28-м заседании 7 ноября представитель Демократической Республики Конго внес на рассмотрение проект резолюции, озаглавленный «Охват и применение принципа универсальной юрисдикции» , на основании [25] чего соответствующий пункт был включен в предварительную повестку семидесятой сессии Комитета. Для этих целей государствам- членам и соответствующим наблюдателям, было предложено представить информацию и замечания, касающиеся охвата и применения универсальной юрисдикции, включая, в зависимости от обстоятельств, информацию о соответствующих применимых международных договорах, своих национальных правовых нормах и судебной практике . На настоящий момент работа в указанном направлении продолжается, предварительные же результаты по итогам исследования ответов Австрии, Азербайджана, Беларуси, Греции, Иордании, Кубы, Кувейта, Омана, Перу, Хорватии и Чешской Республики были представлены в докладе Генерального Секретаря ООН .

Таким образом, в контексте неопределенности законодательной практики по регламентации круга преступных посягательств, охватываемых объемом универсального правоотношения, рекомендовать какой-либо конкретный их перечень с нашей стороны было бы неразумно, в этой связи считаем допустимым с данной точки зрения использование краткого варианта регламентации «универсального» коллизионного объема, с обязательной дополнительной отсылкой к международному праву.

[1] Complementarity and the Exercise of Universal Jurisdiction for Core International Crimes ed. Morten

/ Florian Jessberger, Wolfgang Kaleck, Andreas Schueller Concurring Criminal Jurisdictions under International Law. pp. 233 - 245. URL:

https://www.fichl.org/fileadmin/fichl/documents/FICHL_7_Web.pdf

[2] Institute of International Law. Seventeen Commission Universal criminal jurisdiction with regard to the crime of genocide, crimes against humanity and war crimes. Resolution of Krakow Session - 2005. URL: http://www.justitiaetpace.org/idiE/resolutionsE/2005_kra_03_en.pdf

[3] Бойцов А.И. Действие уголовного закона во времени и пространстве. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1995. С. 178.

[4] Князев А.Г. Действие уголовного закона в пространстве. Дис. ... канд. юрид. наук. Ульяновск. 2006. С. 49.

[5] Иногамова-Хегай Л.В. Концептуальные основы конкуренци уголовно-правовых норм: Монография. М.: Норма; Инфа-М, 2015. С. 91.

[6] См., напр.: El Zeidy M.M. Principle of Complementarity: A New Machinery to Implement International Criminal Law, The // Michigan Journal of International Law. 2002. Vol.23, 2002, pp. 869 - 960.

[7] Каюмова А.Р. Уголовная юрисдикция в международном праве: вопросы теории и практики. Дис. ... докт. юрид. наук. Казань. 2016. С. 280.

[8] Britta Lisa Krings. The Principles of ‘Complementarity’ and Universal Jurisdiction in International Criminal Law: Antagonists or Perfect Match? Goettingen Journal of International Law 4 (2012) 3, С. 745.

[9] Ryngaert C. Applying the Rome Statute’s Complementarity Principle: Drawing Lessons from the Prosecution of Core Crimes by States Acting under the Universality Principle Working Paper No 98 - August 2006 P. 5. URL: https://www.law.kuleuven.be/iir/nl/onderzoek/wp/WP98e.pdf

[10] В этом смысле, рассматриваемый коллизионный объем сходен с правилом представительной компетенции (см. ранее): он подлежит применению тогда и только тогда, когда все иные юрис- дикционые основания по тем или иным причинам не возымели эффекта.

[11] См. об этом: Xavier Philippe. The principles of universal jurisdiction and complementarity: how do the two principles intermesh? International review of the Red Cross Volume 88 Number 862 June 2006

[12] Britta Lisa Krings. The Principles of ‘Complementarity’ and Universal Jurisdiction in International Criminal Law: Antagonists or Perfect Match? Goettingen Journal of International Law 4 (2012) 3, P. 758.

[13] Текст документа приводится по: Сайт Международного уголовного суда: URL: https://www.icc- cpi.int/Pages/record.aspx?docNo=ICC-01/15-12 Дата обращения: 20.05.2016 г.

[14] Ильина А.И. Правила действия уголовного закона в пространстве (сравнительно-правовое исследование): Монография. М.: Юрлитинформ. 2012. С. 143.

[15] Мы осознаем, что в данном случае скорее имело место различение двух видов универсальной юрисдикции: юрисдикция, требующая присутствия привлекаемого лица на территории государства и так называемая юрисдикция in absentia; вместе с тем, как мы полагаем, этот факт сам по себе не колеблет приведенный тезис. Указанное же разграничение, по нашему мнению, в большей степени затрагивает процессуальную, нежели материальную уголовную юрисдикцию, в связи с чем рассматриваться нами в рамках настоящей работы не будет.

[16] См., напр.: Ryngaert C. Jurisdiction in international law: United States and European perspectives. 2007. P. 129. URL: https://lirias.kuleuven.be/bitstream/1979/911/2/doctoraat.pdf

[17] Пример такого конфликта см.: Богуш Г.И. Конвенция ООН против коррупции 2003 г.: общая характеристика и проблемы имплементации // Организованная преступность и коррупция: результаты криминолого-социологических исследований. Саратов: Сателлит. 2006. Вып. 2. С. 87 - 98.

[18] Богуш Г.И. Подлежат ли иностранные должностные лица ответственности по УК РФ? // Уголовное право. 2010. № 4. С. 12 - 19.

[19] См.: Скуратова А.Ю. Международные преступления: современные проблемы квалификации: монография. М.: Норма : ИНФРА-М, 2015. С. 10.

[20] Ильина А.И. Правила действия уголовного закона в пространстве (сравнительно-правовое исследование): Монография. М.: Юрлитинформ. 2012. С. 142.

Кодекс преступлений против международного права 2002 г. Текст приводится по: Официальный сайт Международного комитета красного креста (неофициальный перевод на английский язык). URL: https://www.icrc.org/ihl-

mt/0/09889d9f415e031341256c770033e2d9/$FILE/Act%20to%20Introduce%20the%20Code%20of%20

Crimes%20against%20International%20Law%20of%2026%20June%202002%20 Г11 .pdf Дата обращения: 20.05.2016 г.

[22] Следует заметить, что авторы, с целью установления групп преступных посягательств, подпадающих под действие универсального принципа, исследовали не только собственно коллизионные предписания, но и положения Особенной части уголовных законов. Следовательно, между проведенным нами анализом, касающимся краткого и пространного способов регламентации рассматриваемого коллизионного объема и исследованием европейских авторов отсутствует сущностное противоречие.

[23] Extraterritorial Jurisdiction in the European Union / A Study of the Laws and Practise in the 27 Member States of the European Union / December. 2010. pp. 21 - 22.

[24] Universal Jurisdiction: a Preliminary Survey of Legislation Around the World - 2012 Update URL: https://www.amnesty.org/en/documents/ior53/019/2012/en/ Дата обращения: 08.07.2016 г. На русском языке результаты их исследования приведены: Каюмова А.Р. Уголовная юрисдикция в международном праве: вопросы теории и практики. Дис. ... докт. юрид. наук. Казань. 2016. С. 440 - 445.

[25] Как указывает А.Р. Каюмова: «Дело в том, что в последнее время все чаще говорится о злоупотреблениях в некоторых случаях со стороны ряда государств в части, касающейся ее применения. Глубокую обеспокоенность в связи с этим проявляют, прежде всего, государства африканского континента, в отношении официальных должностных лиц которых в некоторых европейских странах ведется уголовное преследование. Начиная с 2008 года, Ассамблея Африканского Союза приняла ряд документов, в которых содержится призыв к ООН и Европейскому Союзу о выработке четких юридических критериев применения принципа, и введении моратория на исполнение ордеров на арест в отношении таких лиц, пока все юридические и политические вопросы не будут исчерпывающе обсуждены в рамках этих организаций». Каюмова А.Р. Уголовная юрисдикция в

международном праве: вопросы теории и практики. Дис. ... докт. юрид. наук. Казань. 2016. С. 128 - 129.