Ранее мы упоминали, что использование юрисдикционных коллизионных норм уголовного закона является наиболее распространенным в современной практике способом разрешения межгосударственных юридических коллизий в уголовном праве, при этом, в качестве одного из существенных признаков этих норм мы выделили их «максимальную обобщенность», т.е. направленность на охват как можно большего количества ситуаций. Вместе с тем, существует и иная разновидность юрисдикционных предписаний, которая, стремясь дополнить классические юрисдикционные правила, тем не менее, не обладает достаточной степенью обобщенности и не может быть рассмотрена в контексте общего понимания юрисдикционных коллизионных норм уголовного закона. Речь идет о правилах действия уголовного закона в пространстве, закрепленных в статьях, предусматривающих ответственность за конкретные преступления.

Существуют две разновидности такого закрепления:

косвенное закрепление (бланкетная диспозиция);

прямое закрепление («юрисдикционные» признаки состава преступления).

Далее мы сосредоточим внимание на российском законодательстве, поскольку опыт нашей страны в этом отношении представляется весьма показательным и вполне репрезентативным.

Бланкетная диспозиция.

Для установления признаков целого ряда составов преступления, закрепленных в Особенной части УК РФ, требуется обращение к иным нормативным правовым актам. В контексте настоящего исследования нас интересует не любая бланкетность, а только та, которая ограничивает действие уголовного закона в пространстве; существует две разновидности «юрисдикционной бланкетности»:

общая юрисдикционная бланкетность;

специальная юрисдикционная бланкетность (административная преюдиция).

Общая юрисдикционная бланкетность предполагает, что «территория действия нормативных актов, к которым отсылает уголовный закон, имеет более локальный характер, чем территория действия самого уголовного закона»[1]. Соответственно, в каждом конкретном случае применения таких норм необходимо сопоставлять границы действия уголовного закона и нормативного правового акта, к которому он отсылает, при этом приоритет будут иметь правила последнего.

Этот факт является особенно важным для правоприменения, поскольку неверное его истолкование может повлечь серьезные ошибки вплоть до неправомерного привлечения лица к уголовной ответственности.

В доказательство озвученного тезиса проанализируем Апелляционное постановление Московского городского суда от 12 февраля 2014 года. Согласно приговору суда Р.В. был признан виновным в нарушении лицом, управляющим транспортным автомобилем Правил дорожного движения, совершенном в состоянии опьянения, повлекшем по неосторожности смерть человека; преступление было совершено на территории Украины. Апелляционная инстанция указала, что «предъявленное Р.В. обвинение по статье уголовного закона Российской Федерации, предусматривающую ответственность за данное преступление и приведение в существе обвинения нарушенных осужденным Правил дорожного движения соответствует требованиям ст. 171 УПК РФ, а также требованиям ст. 12 УК РФ о действии уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов Российской Федерации». Видно, что суд ошибочно интерполировал правила ст. 12 УК РФ в том числе и на Правила дорожного движения, к которым производилась отсылка в статье Особенной части уголовного закона. Таким образом, в приведенном случае, в силу текущего нормативного регулирования в нашей стране, Р.В. не подлежал уголовной ответственности.

Аналогичная ошибка была допущена и Калининградским областным судом. В ходе разбирательства дела в отношении Копелева В.Б., суд необоснованно отверг довод апелляционной жалобы о том, что «Копелев В.Б. как участник дорожного движения на территории Литовской Республики должен был руководствоваться ПДД этого государства, и именно их нарушение могло послужить основанием для привлечения Копелева В.Б. к уголовной ответственности при ДТП на территории Литовской Республики». По мнению суда, «вопреки доводам жалобы, предъявленное Копелеву В.Б. обвинение по уголовному закону Российской Федерации, предусматривающему ответственность за данное преступление и приведение в существе обвинения нарушенных осужденным положений Правил дорожного движения РФ соответствует требованиям ст.171 УПК РФ, а также требованиям ст.12 УК РФ о действии уголовного закона в отношении лиц, со

вершивших преступление вне пределов Российской Федерации» . Однако, как было указано ранее, ст. 12 УК РФ затрагивает исключительно уголовно-правовую юрисдикцию России, не расширяя и не сужая границ действия иных нормативных правовых актов нашей страны.

Вопрос о правовой природе административной преюдиции в настоящее время остается спорным; не вдаваясь в подробности дискуссии, выходящей за рамки настоящей работы, укажем, что в самом общем смысле административная преюдиция заключается в «признании неоднократно совершенных виновным лицом в течение определенного времени административных правонарушений после наложения за первое (первые) из них административной ответственности юридическим фактом, порождающим уголовно-правовые послед-

392

ствия» . Другими словами, совершение второго или последующих административных правонарушений служит основанием для оценки данного правонарушения как преступления.

Для целей нашего исследования в этом контексте важно, что возникновение уголовной ответственности за преступления, сконструированные с использование административной преюдиции, возможно только в том случае, если на предшествующее правонарушение распространяет свое действие КоАП РФ и за его совершение лицо уже было подвергнуто административному наказанию. Первое из обозначенных требований поднимает вопрос о соотнесении юрисдикционных правил, содержащихся в УК РФ и КоАП РФ. Ниже приведено [2] [3]

сравнение юрисдикционных положений действующих КоАП РФ и УК РФ.

Таблица 3.

УК РФ

КоАП РФ

Территориальная юрисдикция

Охватывает территорию РФ (ч. 1 ст. 11) и ее квазитерритию (чч. 2, 3 ст. 11).

Охватывает только территорию РФ (ч. 1 ст. 1.8).

Экстратерриториальная юрисдикция

Правоотношение экстратерриториального подчинения

Охватывает граждан РФ и постоянно проживающих в РФ лиц без гражданства (ч. 1 ст. 12).

Отсутствует.

Правоотношение пассивной ответственности (1)

Охватывает иностранных граждан и лиц без гражданства, совершивших преступления против интересов РФ (ч. 3 ст. 12).

Охватывает юридических лиц, совершивших правонарушение, предусмотренное ст. 19.28 КоАП РФ, если оно было направлено против интересов РФ (ч. 3 ст. 1.8)

Правоотношение пассивной ответственности (2)

Охватывает иностранных граждан и лиц без гражданства, совершивших преступления против гражданина РФ или постоянно проживающего в России лица без гражданства (ч. 3 ст. 12).

Отсутствует.

Правоотношение универсального деликта

Охватывает иностранных граждан и лиц без гражданства (ч. 3 ст. 12).

Охватывает граждан и юридических лиц (ч. 2 ст. 1.8).

Дополнительные коллизионные объемы

Правоотношение особых миссий (ч. 2 ст. 12).

Правоотношение исключенного субъекта (ч. 4 ст. 11).

Отсутствуют.

Таким образом, российское административно-деликтное законодательство, по существу, содержит только одно правило действия КоАП РФ в отношении физических лиц - правило территории (п. 1 ст. 1.8 КоАП РФ). Отсылка же к положениям, предусмотренным в международных договорах (п. 2), по существу, является «дежурной», поскольку таковых в настоящий момент нет.

В контексте данной проблемы все содержащиеся в УК РФ составы, сконструированные с использованием административной преюдиции, можно условно разделить на три группы:

содержащие наряду с административной преюдицией общую юрисдикционную бланкетность (ст. 1511, 2121, 2154, 2641, 3141 УК РФ);

ограниченные по признаку территории совершения преступления (2841 УК РФ);

не содержащие дополнительных юрисдикционных ограничений (ст. 1161, 157, 1581 УК РФ)

Первая группа подчиняется правилу, описанному нами ранее: действие уголовного закона в пространстве в данном случае ограничено юрисдикционными правилами, содержащимися в специальных нормативных правовых актах, которые, как правило, действуют только на территории России. Так, ст. 151.1 УК РФ отсылает к Федеральному закону от 22.11.1995 г. № 171-ФЗ «О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции и об ограничении потребления (распития) алкогольной продукции», запрещающий розничную продажу алкоголя несовершеннолетним (п. 2 ст. 16); в соответствии же с п. 1 ст. 1 данного закона, он «устанавливает правовые основы производства и оборота ... алкогольной ... продукции .... в Российской Федерации» (курсив наш - К.Ц.), т.е. за рубеж не распространяется . В этом случае юрисдикционное регулирование УК РФ ограничивается территориальным правилом и совпадает с границами действия КоАП РФ, а юрисдикционного конфликта не возникает. [4]

Вторая группа преступлений, представленная ст. 2841 УК РФ, предусматривает в своем составе признак места, который ограничивает совершение данного преступления только территорией Российской Федерации, в связи с чем юрисдикционного конфликта УК РФ и КоАП РФ в данном случае также не возникает.

Наибольшие же проблемы представляет последняя группа преступлений, состав которых не содержит иных юрисдикционных ограничений, помимо административной преюдиции. В этом случае, правила действия уголовного закона в пространстве носят весьма ограниченный характер, причем это ограничение весьма специфично.

Если предположить, что в состав преступления с административной преюдицией включаются как указание на предшествующее,

394

так и последующее совершение деяния , то такое ограничение направлено только на предшествующий акт, не затрагивая последующий. Другими словами, на первое действие распространяются более узкие правила ст. 1.8 КоАП РФ, а на второе - расширенные нормы ст. 11 и 12 УК РФ.

Если же понимать состав, сконструированный с использованием административной преюдиции, как охватывающий только последующее деяние и правовое состояние административной наказанности, возникшее до его совершения, то получится еще более странная конструкция. Правовое состояние, на основании которого лицо привлекается к уголовной ответственности, может возникнуть только в связи с совершением деяния на территории России, тогда как само преступление подчиняется как территориальным, так и экстратерриториальным юрисдикционным правилам.

Независимо от точки зрения, в обоих вариантах выходит, что если один и тот же человек совершил административное правонарушение в России, а позже, после наказания за него, совершил аналогичный проступок за рубежом, то его можно привлекать к уголовной ответственности, а в обратном случае - нельзя. Причем, такая возможность отсутствует даже в случае, если будет достоверно установлено, что лицо совершило административное правонарушение за рубежом и было привлечено компетентными органами иностранного государства к ответственности.

Фактически, если исходить из текущего законодательного регулирования, получается, что если неплательщику захочется скрыться от алиментных обязательств, то ему достаточно будет уехать, скажем, в Беларусь и в этом случае он даже теоретически никогда не может быть привлечен к ответственности (КоАП РФ на него не распространяется, УК РФ - тоже); более того, «недисциплинированный пассажир», нанесший побои бортпроводнику в самолете, зарегистрированном в США, и после наложения на него штрафа совершивший аналогичное правонарушение на борту российского воздушного судна, по какой-то причине считается менее опасным, чем пассажир, совершивший те же самые действия, но в обратном порядке.

Не вдаваясь в дискуссию касательно обоснованности расширения количества составов с административной преюдицией в УК РФ, которая, по существу и послужила катализатором описанной проблемы (Федеральный закон от 03.07.2016 г. № 323-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовнопроцессуальный кодекс Российской Федерации по вопросам совершенствования оснований и порядка освобождения от уголовной ответственности»), укажем, что для полного достижения целей такого законодательного шага в любом случае требуется устранить рассогласованность юрисдикционных предписаний УК РФ и КоАП РФ в пользу приведения положений административно-деликтного законодательства в соответствие с нормами уголовного закона. Отчасти эту проблему решает подготовленный Рабочей группой при Комитете по конституционному законодательству и государственному строительству проект новой редакции Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (далее по тексту - Проект).

В ст. 1.7. Проекта указаны два юрисдикционных правила: Территории, включая квазитерриторию (п. 1, 2 Проекта) и защиты (п. 4 Проекта). Вместе с тем, составители, как видится, упустили из виду несколько существенных моментов, на которые стоит обратить внимание.

Во-первых, в Проекте следует дополнительно предусмотреть юрисдикционную норму, содержащую в своем составе правоотношение экстратерриториального подчинения, в противном случае, описанная ранее несогласованность КоАП РФ и УК РФ сохранится.

Во-вторых, предусмотренное в п. 4 ст. 1.7 Проекта правило ne bis in idem следует дополнить указанием, что привлечение к административной ответственности за данное правонарушение за рубежом, влечет возникновение состояния административной наказанности в России. Такое дополнение необходимо для того, чтобы было возможно привлекать к уголовной ответственности за преступления, сконструированные с использованием административной преюдиции, в случае, если лицо уже подверглось административному наказанию за рубежом, не дожидаясь возникновения аналогичного правового состояния и в России . [5]

«Юрисдикционные» признаки состава преступления.

Установление особых юрисдикционных правил в статьях, предусматривающих ответственность за конкретные преступления характерно стран англо-саксонской правовой семьи. Так, согласно ч. 1 ст. 134 Закона об уголовном праве Великобритании 1988 г.[6] [7] [8] наказывается «Публичное должностное лицо, действующее в официальном качестве, вне зависимости от его национальности, совершившее преступление пытки, если это лицо в пределах Соединенного Королевства или в другом месте умышленно причиняет сильную боль или страдание другим лицам во исполнение или предполагаемого исполнения своих служебных обязанностей»; посредством ч. 1 ст. 1 Закона о захвате заложников 1982 г. наказывается как совершившее преступление: «Лицо, вне зависимости от его национальности, которое, в пределах Соединенного Королевства или где-либо еще: а) захватит любое другое лицо (захват заложника) и; b) для того, чтобы заставить государство, международную правительственную организацию или лицо совершить или воздержаться от совершения любого акта, угрожает убить, нанести увечья или продолжить удержание заложника»; схожие по смыслу положения закреплены в п. 5 ст. 2 Современного закона о работорговле 2015 г. , ст. 52 (2) Закона о серьезных преступлениях 2007 г.[9] и многих других. С одной стороны, в Федеральном УК США, а также в уголовных кодексах отдельных штатов собрано некоторое количество юрисдикционных предписаний, объединенных в специальную группу (§ 7 Федерального УК США, § 2C:1-3 Кодекса уголовного правосудия Нью Джерси[10], § 194.020, 194.040 УК Штата Невада[11] и др.), с другой, эти правоположения далеко не исчерпывают весь объем экстратерриториальной уголовно-правовой юрисдикции США, который, как правило, содержится непосредственно в описании отдельных категорий преступлений (§ 157с, 229, 351, 831, 832, 878 и др. Федерального УК США, § 18.2-49.1, 18.2-60.3 УК Штата Вирджиния[12], § 24-3. УК Штата Иллинойс[13] и др.).

Однако в последнее время такой подход получил отражение и в континентальных государствах; в России он воплощен в пяти статьях Особенной части УК РФ: ст. 2001, 2261, 2291, 290 и 361 УК РФ.

Таможенная граница Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС, как место совершения преступлений, предусмотренных ст. 2001, 2261, 2291 УК РФ была введена Федеральным законом от 07.12.2011 № 420- ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации» во исполнение Договора об особенностях уголовной и административной ответственности за нарушения таможенного законодательства таможенного союза и государств-членов таможенного союза (Астана, 05.07.2010 г.) (далее по тексту - Договор 2010 г.).

Буквальное толкование диспозиций перечисленных норм приводит к выводу о том, что таможенная граница Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС для целей установления уголовной ответственности приравнивается к территории Российской Федерации и на нее распространяются юрисдикционные правила ч. 1 ст. 11 УК РФ.

Вместе с тем, такое понимание вступает в противоречие с понятием квазитерритории государства, к которой, таможенная граница Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС не относится; упомянутый ранее международный договор также не содержит положений, позволяющих рассматривать территорию иностранного государства как свою даже для целей квалификации таможенных преступлений; напротив, ст. 5 Договора 2010 г. четко разграничивает юрисдикцию государств по этому вопросу на основании территориального правоотношения (особое внимание уделено месту совершения преступления), правоотношений гражданства и защиты.

Следует отметить, что проблема определения юрисдикционной принадлежности таможенных преступлений возникла практически сразу после создания Таможенного союза, еще до обсуждаемых изменений уголовного закона и подписания упомянутого международного договора.

Так, в п. 8 Справки Красноярского краевого суда[14] указывалось: «Действующая редакция ст. 188 УК РФ устанавливает ответственность за контрабанду через таможенную границу РФ. Понятие таможенной границы РФ произвольному и расширительному толкованию

не подлежит и не может считаться тождественным понятию таможенной границы Таможенного союза. В силу этого лицо, переместившее запрещенные или ограниченные в обороте предметы через границу Таможенного союза, но не через границу Российской Федерации, ответственности по УК РФ не подлежит. При условии внесения изменений в ст. 188 УК РФ, замены слов “границу Российской Федерации” словами “границу Таможенного союза”, ответственности по данной статье в описанном случае будут подлежать в силу положений ст. 12 УК РФ только граждане Российской Федерации и постоянно проживающие в России лица без гражданства. Для распространения действия этой нормы на иностранных граждан и лиц без гражданства, не проживающих постоянно в РФ, необходим международный договор». Следует согласиться с судом в плане общей оценки им возникшей ситуации: независимо от указания, содержащегося в норме статьи Особенной части, подлежат применению юрисдикционные положения ст. 11 и 12 УК РФ. Вместе с тем, необходимо уточнить, что распространение действия уголовного закона РФ на иностранных граждан и апатридов-нерезидентов возможно также и в случае совершения ими преступления, направленного против интересов РФ либо граждан РФ (ч. 3 ст. 12 УК РФ, п. 2 ст. 5 Договора 2010 г.).

Введение в УК РФ статей 2001, 2261, 2291 не поменяло описанное соотношение, суды имеют право квалифицировать деяние по данным нормам только в том случае, если оно соответствует правилам ст. 11 и 12 УК РФ. На практике же такие приговоры обычно выносятся в отношении лиц, совершивших контрабанду через таможенную границу РФ с государствами-членами Таможенного Союза (приговор Волгоградского областного суда от 28.04.2015 г. по делу № 2-9/2015405,

приговор Уфимского районного суда Республики Башкортостан от 17.11.2014 г. по делу № 1-277/2014[15], приговор Володарского районного суда г. Брянска от 15.01.2016 г. по делу № 1- 24/2016[16], приговор Алагирского районного суда Республики Северная Осетия-Алания от 26.05.2016 г. по делу № 1-45/16[17] [18] и др.). Таким образом, конкуренция норм в рассматриваемом случае решена судебной практикой в пользу норм Общей части УК РФ.

Иностранные должностные лица и должностные лица публичных международных организаций409 были введены в УК РФ в качестве субъектов уголовной ответственности за пассивный подкуп Федеральным законом от 04.05.2011 № 97-ФЗ (ред. от 04.06.2014) «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия коррупции». Данные положения были имплементированы из Конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию, которая была заключена в г. Страсбурге 27 января 1999

г. и вступила в силу для России с 1 февраля 2007 г. (далее по тексту - Конвенция 1999 г.)[19].

В этом нововведении видится существенная проблема юрисдикционного характера, фактически, отменяющая рассматриваемую законодательную новеллу. В соответствии с ч. 1 ст. 11 и ч. 3 ст. 12 УК РФ, иностранные граждане (которыми обычно являются иностранные должностные лица) могут отвечать по УК РФ только в случае совершения преступления на территории нашей страны, либо «против интересов Российской Федерации, либо гражданина Российской Федерации или постоянно проживающего в Российской федерации лица без гражданства» (ст. 12 УК РФ). Первое маловероятно из практических соображений; второе - вовсе невозможно, поскольку получение взятки посягает только на правопорядок того государства, должностным лицом которого является субъект преступления[20] [21]. Помимо этого, следует учитывать и тот факт, что соответствующие лица в некоторых случаях обладают иммунитетом от уголовного преследования, что также не добавляет шансов на воплощение рассматриваемых предпи-

412

саний в жизнь .

Существенными недостатками обладает и недавно введенная в УК РФ норма, предусматривающая ответственность за международный терроризм: «Совершение вне пределов территории Российской Федерации взрыва, поджога или иных действий, подвергающих опасности жизнь, здоровье, свободу или неприкосновенность граждан Российской Федерации в целях нарушения мирного сосуществования государств и народов либо направленных против интересов Российской Федерации, а также угроза совершения указанных действий» (ст. 361 УК РФ).

Анализ ст. 361 УК РФ приводит в замешательство, поскольку ее реализация совершенно очевидно не приведет к тем целям, которые задумывались авторами.

Во-первых, рассматриваемая норма, установив в качестве своих конститутивных признаков устанавливает направленность посягательства (интересы граждан и государства) и место его совершения (за пределами территории РФ), при этом ничего не говоря об особенностях привлечения к ответственности различных категорий субъектов, сужает сферу своего юрисдикционного охвата. В таком контексте ст. 361 УК РФ становится специальной по отношению к общей норме ст. 12 УК РФ и существенно ограничивает экстратерриториальную юрисдикцию России. Это приводит к существенному пробелу в регулировании: если российский гражданин «в целях нарушения мирного сосуществования государств» взорвет Белый дом и вернется на родину, то привлечь его к ответственности по ст. 361 УК РФ будет невозможно; применение в таком случае ст. 205 УК РФ также сопряжено с определенными сложностями.

Во-вторых, введением рассматриваемой нормы законодатель породил конкуренцию с правилами ч. 3 ст. 12 УК РФ, в соответствии с которыми в том числе, наказывается любое преступление, совершенное иностранным гражданином за пределами территории Российской Федерации, если оно направлено против интересов российских граждан. Во вновь введенной же норме эти интересы ограничиваются только жизнью, здоровьем, свободой и неприкосновенностью, т.е. получается, что, если террорист совершенным вне пределов территории РФ взрывом уничтожит, например, личный самолет гражданина РФ,

данный акт нельзя расценить как подпадающий под действие ст. 361 УК РФ.

В-третьих, не совсем ясно, почему «совершение вне пределов территории Российской Федерации взрыва, поджога или иных действий ... направленных против интересов Российской Федерации, а также угроза совершения указанных действий» является актом международного терроризма. Выходит, что звонок по телефону в Министерство обороны РФ с угрозой совершить взрыв на Красной площади, если этот звонок совершен из судна, находящегося в открытом море, приобретает статус международного, а если судно успело войти в территориальные воды - теряет его. Особенно ярко странность этого положения проявляется в контексте существенного различия санкций «общего» и «международного» террористического актов.

В-четвертых, видится нецелесообразным изменение «классических» целей террористического акта. В новом составе они, как верно указывает Г.И. Богуш, являются широкими и довольно неопределенными413, что ставит вопрос о соотнесении ст. 361 и 205 УК РФ с точки зрения правил конкуренции норм. Если цели ст. 361 УК РФ шире, то именно она является общей по отношению к ст. 205 УК РФ. С другой стороны, ограничение по территории, а также наличие дополнительного объекта говорит об обратном. Соответственно, эти нормы формально можно охарактеризовать как смежные (у каждой есть «уникальный» признак), а значит, их можно вменять по совокупности. Разумеется, этот вывод неверен, более вероятно, что имеет место ошибка законодателя в формулировке состава ст. 361 УК РФ, которую предстоит устранять на практике (если таковая будет).

Обобщая изложенное выше укажем, что в том случае, если в законе уже имеют место «общие» правила действия уголовного закона в пространстве, установление специальных юрисдикционных правил в статьях, предусматривающих ответственность за конкретные преступления, является негативной практикой, использование которой следует минимизировать. Допустимым в этом отношении является использование бланкетной диспозиции, в том числе «согласованной» административной преюдиции.

[1] Пикуров Н.И. Квалификация преступлений при бланкетной форме диспозиции уголовного закона. Дис. ... докт. юрид. наук. М. 1982. С. 118 - 119.

[2] Апелляционное постановление Калининградского областного суда от 16.04.2015 г. по делу №

22-398/2015. Текст документа приводится по: Сайт «Росправосудие»:

https://rospravosudie.com/court-kaliningradskii-oblastnoi-sud-kaliningradskaYa-oblast-s/act-488655827/ Дата обращения: 20.05.2016 г.

[3] Безверхое А. Г. Административная преюдициальность в уголовном законодательстве России: истоки, реалии, перспективы // Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия: Право. № 2. 2011. С. 39.

[4] Аналогичная ситуация и с иными приведенными нормами: ст. 212.1 УК РФ отсылает к Федеральному закону от 19.06.2004 г. № 54-ФЗ «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях»; ст. 215.4 - к Федеральному закону от 14.04.1999 г. № 77-ФЗ «О ведомственной охране»; ст. 264.1 - к Постановлению Правительства РФ от 23.10.1993 г. № 1090 «О Правилах дорожного движения»; ст. 284.1 - к Федеральному закону от 28.12.2012 г. № 272-ФЗ «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации»; ст. 314.1 - к Федеральному закону от 06.04.2011 г. № 64- ФЗ «Об административном надзоре за лицами, освобожденными из мест лишения свободы».

[5] В случае же, если лицо в иностранном государстве было привлечено к уголовной ответственности, то последующее совершение преступления в России может расцениваться исключительно как административный проступок, совершенный после привлечения такого лица к уголовной ответственности, т.е. как «третье» правонарушение.

Закон об уголовном праве Великобритании 1988 г. Текст приводится по: Официальный интернет-портал правовой информации Великобритании. URL:

http://www.legislation.gov.Uk/uksi/1988/2242/schedule/1/made Дата обращения: 20.05.2016 г.

Закон о захвате заложников 1982 г. Текст приводится по: Официальный интернет-портал правовой информации Великобритании. URL:

http://www.legislation.gov.uk/ukpga/1982/28/pdfs/ukpga 19820028 en.pdf Дата обращения:

г.

Современный закон о работорговле 2015 г. Текст приводится по: Официальный интернетпортал правовой информации Великобритании. URL:

http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2015/30/pdfs/ukpga 20150030 en.pdf Дата обращения:

г.

[9] Закон о серьезных преступлениях 2007 г. Текст приводится по: Официальный интернет-портал правовой информации Великобритании. URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2007/27/contents Дата обращения: 20.05.2016 г.

[10] Кодекс уголовного правосудия Штата Нью-Джерси США 2008 г. Текст приводится по: Портал правовой информации www.iustia.com URL: http://law.iustia.com/codes/new-iersey/2013/title- 2c/section-2c-1-3/ Дата обращения: 20.05.2016 г.

[11] Уголовный кодекс Штата Невада США. Текст приводится по: Официальный интернет-портал правовой информации Штата Невада США. URL: https://www.leg.state.nv.us/nrs/ Дата обращения:

г.

[12] Уголовный кодекс Штата Вирджиния США 1796 г. Официальный интернет-портал правовой информации Штата Вирджиния США. URL: http://law.lis.virginia.gov/vacode/title18.2/ Дата обращения: 20.05.2016 г.

[13] Уголовный кодекс Штата Иллинойс США 2012 г. Официальный портал правовой информации Штата Иллинойс США. http://www.ilga.gov/legislation/ilcs/ilcs3.asp?ActID=1876&ChapterID=53 Дата обращения: 20.05.2016 г.

[14] Справка Красноярского краевого суда от 22.12.2011 г. по результатам обобщения и анализа практики применения судами Красноярского края в 2010 г. - 1 полугодии 2011 г. уголовноправовых норм, устанавливающих ответственности за контрабанду предметов, запрещенных или ограниченных в обороте, указанных в ч. 2 ст. 188 УК РФ. Текст приводится по: СПС «Консультант Плюс» (дата обращения: 27.07.2016).

[15] Приговор Уфимского районного суда Республики Башкортостан от 17.11.2014 г. по делу № 1- 277/2014. Текст приводится по: Сайт «Росправосудие» (дата обращения: 27.07.2016 г.).

[16] Приговор Володарского районного суда г. Брянска от 15.01.2016 г. по делу № 1 - 24/2016. Текст приводится по: Сайт «Росправосудие» (дата обращения: 27.07.2016 г.).

[17] Приговор Алагирского районного суда Республики Северная Осетия-Алания от 26.05.2016 г. по делу № 1-45/16. Текст приводится по: Сайт «Росправосудие» (дата обращения: 27.07.2016 г.).

[18] Эти положения не являлись абсолютно инновационными, поскольку представляют собой аналог Закона США об иностранных коррупционерах (FCPA), также транснационального взяточничества, получившего отражение в ст. 1 (1) Конвенции против взяточничества Организации экономического сотрудничества и развития (OECD). Тем не менее, после изучения национальных уголовных законов, мы не нашли ни одной страны, которая до 2003 года закрепляла бы ответственность за взяточничество таким способом: ст. 129 УК Республики Корея указывает на должностных лиц, ст. 197 УК Японии - должностных лиц и арбитров, ст.385 УК КНР - государственных должностных лиц, § 144 УК Дании - лиц, осуществляющих государственные полномочия или функции. Но не смотря на некоторые различия, все кодексы имеют одну общую черту - национальный закон определяет в качестве субъекта взяточничества только своих собственных должностных лиц, иные варианты единичны (ст. 322 УК Республики Швейцария). Dimitri Vlassis. Substantive Topics Of Interests In The Implementation Of The United Nations Convention Against Corruption, Including The Role Of UNODC And The Conference Of The States Parties And Its Working Groups, URL: http://www.unafei.or.ip/english/pdf/RS No66/No66 15VE Vlassis1.pdf; Lucinda A. Low, 2006. The United Nations Convention Against Corruption: The Globalization of Anticorruption Standards, URL: http://www.steptoe.com/assets/attachments/2599.pdf

[19] Подробнее об этом см.: Россия и Совет Европы: история, современность и перспективы взаимодействия правовых систем / Отв. ред.: П. С. Барышников, К. А. Цай; науч. ред. Е.С. Шугрина. М.: Проспект, 2016. С. 159 - 164.

[20] Abdulmohsen Alothman. State Jurisdiction in the Area of International Criminal Law. August. 2006.

[21] Богуш Г.И. Подлежат ли иностранные должностные лица ответственности по УК РФ? // Уголовное право. 2010. № 4. С. 12 - 19.