При решении проблемы коллизий в юридической практике речь идет прежде всего о способах их преодоления - разрешении и устранении. Как уже было сказано в предыдущей главе, под устранением коллизии понимается удаление конкретной нормы законодательным органом посредством принятия или отмены акта, внесения в него изменений. Преодоление коллизии осуществляется на основе выявления противоречия в нормативном правовом акте в процессе правоприменительной деятельности при разрешении конкретного дела. Однако более корректно говорить о преодолении коллизий в практике правоприменения, которое включает в себя как их разрешение, так и устранение. В данном параграфе речь пойдет именно о преодолении коллизий.

С позиций правоприменительной практики представляется целесообразным рассмотреть: 1) систему источников российского права, поскольку преодоление коллизий правоприменителем предопределяет системное построение права, сложившуюся иерархию его источников; 2) конкретные предписания, содержащиеся в нормативных правовых актах, по преодолению коллизий (которые опять же основаны на иерархии источников права); 3) давно устоявшиеся и традиционно существующие в правоприменительной практике принципы, правила, обыкновения и профессиональные установки, связанные с преодолением коллизий источников права.

Под источниками права в российской юридической науке понимают прежде всего законы и иные нормативные правовые акты государственно организованного общества. В этих же актах зачастую содержатся и нормативные предписания по преодолению коллизий, что обусловлено традицией юридического позитивизма. На рубеже ХХ-ХХ1 вв. произошло значительное усложнение системы источников права, появились новые виды. Например, в российское право были интегрированы международно-правовые акты и судебные прецеденты Европейского Суда по правам человека, что также требует

правильной расстановки приоритетов при взаимодействии этих источников с Конституцией РФ и законодательными актами Российской Федерации. Многие массивы источников российского права выделились в самостоятельные отрасли и были кодифицированы. В этой связи перед практическими работниками остро встает вопрос о том, как преодолевать «разночтения» между кодексами, которые в системе источников российского права имеют одинаковую юридическую силу.

Наряду с федеральным законодательством действует законодательство 85 субъектов Российской Федерации. Судебными и правоохранительными органами, в том числе прокуратурой РФ, проводится серьезная работа по устранению противоречий между федеральным законодательством и

законодательством субъектов Российской Федерации.

При анализе источников права следует обратить внимание не только на коллизии конкретных правовых норм, содержащихся в разных актах, но и на существующие концептуальные расхождения между кодексами, законодательными и иными нормативными правовыми актами разного уровня и различной отраслевой принадлежности.

Представляется, что в российской юридической науке долгое время делался акцент на коллизии конкретных норм, в то время как профессиональная деятельность по преодолению коллизий предполагает четко выстроенные подходы в русле системного построения права, иерархии его источников. При возникновении перед правоприменителем проблем коллизионного характера первичным должно быть видение проблемы сквозь призму системы источников права в целом, их иерархии и соотношения друг с другом, вторичным - разрешение и устранение коллизий конкретных норм.

Согласно положениям ст. 15 Конституции РФ нормативные правовые акты располагаются в определенной иерархии, которая обусловлена общеправовыми принципами и приоритетами. В данном аспекте представляет интерес точка зрения, согласно которой общие правила преодоления коллизий строятся исходя из приоритета одного нормативного правового акта над другим [1] . Эти

приоритеты могут иметь конституционное закрепление, а следовательно, в случае их нарушения, акт признается неконституционным, то есть не соответствующим Конституции РФ.

Необходимо обозначить систему приоритетов в их строгой последовательности: 1) приоритет нормативного правового акта, обладающего более высокой юридической силой; 2) приоритет специального нормативного правового акта над общим; 3) приоритет нормативного правового акта, принятого позднее. Тем самым сложились основные правила преодоления коллизий норм права, ставшие юридическими обыкновениями.

Существует другая группа приоритетов: 1) приоритет кодекса перед федеральными законами; 2) приоритет федерального закона перед другими нормативными правовыми актами; 3) приоритет федерального закона перед кодексом (или приоритет одного кодекса перед другим кодексом); 4) приоритет федерального закона перед нормативным правовым актом субъекта Российской Федерации; 5) приоритет международных договоров Российской Федерации перед федеральными законами Российской Федерации.

Указанная система приоритетов традиционна с точки зрения юридической догматики и отражает систему преодоления коллизий законодательных норм.

Они прямо закреплены в нормативных правовых актах федерального уровня. Например, содержание первого правила, согласно которому в случае противоречия применению подлежит акт, обладающий более высокой юридической силой, отражено: в ч. 2 ст. 4 Конституции РФ: «Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации»; ч. 3 ст. 90: «Указы и распоряжения Президента Российской Федерации не должны противоречить Конституции Российской Федерации и федеральным законам»; ч. 1 и 2 ст. 115: «На основании и во исполнение Конституции Российской Федерации, федеральных законов, нормативных указов Президента Российской Федерации Правительство Российской Федерации издает постановления и распоряжения, обеспечивает их исполнение», «Постановления и распоряжения Правительства Российской

Федерации обязательны к исполнению в Российской Федерации»; ч. 2 ст. 120: «Суд, установив при рассмотрении дела несоответствие акта государственного или иного органа закону, принимает решение в соответствии с законом».

Таким образом, выстраивается последовательная иерархия источников российского права, согласно которой высшей юридической силой обладает Конституция РФ, затем - федеральные конституционные законы, федеральные законы, подзаконные акты, изданные Президентом РФ, Правительством РФ, иными органами государственной власти, законодательные акты субъектов Российской Федерации, подзаконные акты органов государственной власти субъектов Российской Федерации и акты органов местного самоуправления.

Действие второго правила, определяющего приоритет специальной нормы перед общей, можно проследить на следующем примере. В ст. 575 Гражданского кодекса РФ[2] установлен запрет на дарение государственным служащим и служащим органов муниципальных образований подарков в связи с их должностным положением или в связи с исполнением ими служебных обязанностей, если стоимость подарка превышает 3000 рублей. Однако п. 6 ч. 1 ст. 17 Федерального закона от 27 июля 2004 г. № 79-ФЗ «О государственной гражданской службе Российской Федерации» [3] устанавливает запрет на получение каких-либо подарков вообще, вне зависимости от их стоимости. По логике должна применяться норма Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации», поскольку она является специальной по отношению к нормам Гражданского кодекса РФ.

Третье правило достаточно прозрачно: это время принятия акта - не имеется ли других нормативных правовых актов, регулирующих данное правоотношение, принятых позднее. Кроме того, подлежит установлению, не был ли первоначальный акт отменен.

Гипотетически можно представить такую ситуацию, когда ни одно из указанных правил нельзя будет применить, например, если выявлено противоречие в нормативных правовых актах, принятых в один день, имеющих специальный характер и одну и ту же сферу правового регулирования. На наш взгляд, здесь верна позиция М.А. Заниной, согласно которой в подобном случае необходимо проводить анализ указанных противоречий с точки зрения их соответствия или несоответствия Конституции РФ, в частности приоритету прав и свобод человека и гражданина и общим принципам права. Если будет установлено, что обе нормы признаны соответствующими конституционным нормам, то следует применять норму, улучшающую положение субъекта[4].

Таким образом, М.А. Занина говорит о необходимости выявления и преодоления коллизий посредством конституционных положений, общих принципов права и ценностно-ориентированных начал. Данная позиция заслуживает внимания и имеет важное значение для определения правил преодоления коллизий. Этот аргумент достаточно актуален и в свете положений Постановления Конституционного Суда РФ от 14 марта 2002 г. № 6-П «По делу о проверке конституционности статей 90, 96, 122 и 216 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобами граждан С.С. Маленкина, Р.Н. Мартынова и С.В. Пустовалова» [5], согласно которому наличие коллизии будет признаваться и тогда, когда формально конкретные предписания не находятся в противоречии, но имеются смысловые несоответствия между ними. Из этого следует, что Конституционный Суд РФ признает наличие коллизии не только вследствие ее выявления в рамках акта, принятого законодательным органом, но и в актах официального толкования. Практика Конституционного Суда РФ доказывает, что данная тенденция имеет место в пределах правового регулирования нашей страны.

Какие же коллизионные ситуации могут возникнуть при применении федеральных конституционных законов и федеральных законов?

Как известно, федеральные конституционные законы являются «продолжением» Конституции РФ, они имеют более сложную процедуру принятия и принимаются исключительно по вопросам, указанным в Конституции РФ. Для принятия конституционного закона необходимо минимум 2/3 голосов депутатов Государственной Думы РФ и 3/4 голосов членов Совета Федерации Федерального Собрания РФ (ч. 1 ст. 108 Конституции РФ). Президент РФ не вправе налагать вето на федеральные конституционные законы. Кроме того, они подлежат ратификации в субъектах Российской Федерации.

Таким образом, федеральные конституционные законы по юридической силе находятся «в промежутке» между Конституцией РФ и федеральными законами. Данную позицию подтвердил Конституционный Суд РФ в Постановлении от 29 июня 2004 г. № 13-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы» [6], где отмечается, что согласно положениям Конституции РФ федеральный конституционный закон обладает более высокой юридической силой по сравнению с федеральным законом и федеральные законы не должны противоречить федеральным конституционным законам

(ч. 3 ст. 76 Конституции РФ).

Однако статья 108 Конституции РФ получила весьма неоднозначную интерпретацию. Сторонники расширительного толкования данной статьи считают, что федеральные конституционные законы могут приниматься не только в соответствии с перечнем, закрепленным в Конституции РФ, но и по другим вопросам, если будет установлено, что они имеют конституционный характер. Примером может служить Федеральный конституционный закон от 28 июня 2004 г. № 5-ФКЗ «О референдуме Российской Федерации»[7]. В Конституции РФ нет конкретного указания на статус этого закона.

Сторонники узкого понимания указанной нормы отстаивают позицию, согласно которой федеральный конституционный закон нельзя принимать по другим, хотя и весьма актуальным в государственном и общественном масштабе, вопросам, если об этом прямо не указано в Конституции РФ. Следует констатировать, что ни в законодательстве, ни практике правотворчества не выработано четких критериев определения понятия «федеральный

172

конституционный закон» .

Что касается проблемы соотношения федеральных законов и кодексов, то здесь также не все однозначно. В теоретическом аспекте кодекс представляет собой упорядоченную совокупность (систему) концептуально связанных между собой нормативных предписаний, регулирующих на основе единых принципов определенную сферу относительно однородных и достаточно устойчивых общественных отношений. Кодекс - это единый, цельный, внутренне связанный юридический документ, объединяющий в известную систему действующие нормативные предписания, вносящий единообразие и устойчивость в правовое регулирование и отличающийся, как правило, большим объемом, сложной структурой и достаточно высокой степенью стабильности нормативного материала[8] [9].

Кодекс вбирает в себя большой массив нормативного материала, структурирует его, группирует, придает единство, являясь наиболее обширным и систематизированным источником права, и в силу своей значимости должен занимать место между федеральными конституционными законами и федеральными законами. Однако согласно действующей и общепризнанной иерархии нормативных правовых актов кодекс по юридической силе приравнивается к федеральному закону. Конституция РФ не содержит уточнений о приоритете кодекса над другими федеральными законами. Процедура принятия и опубликования кодекса не отличается от процедуры принятия и опубликования федерального закона, это дает основание полагать, что формально кодекс и федеральный закон являются равными по юридической силе.

В российской правовой доктрине выражена позиция, согласно которой кодекс все-таки обладает большей юридической силой по сравнению с иными федеральными законами. Подобные указания порой содержатся и в текстах кодексов. Так, в ч. 2 ст. 3 Гражданского кодекса РФ говорится, что гражданское законодательство состоит из Гражданского кодекса РФ и принятых в соответствии с ним иных федеральных законов, регулирующих гражданскоправовые отношения[10]. Нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать нормам Гражданского кодекса РФ.

В этой связи наблюдается весьма противоречивая тенденция. С одной стороны, принимаются акты, целью которых является приведение федеральных норм в соответствие с нормами кодекса, например, Федеральный закон от 26 июня 2007 г. № 118-ФЗ «О внесении изменений в законодательные акты Российской Федерации в части приведения их в соответствие с Земельным кодексом Российской Федерации»[11], а с другой - нередки случаи, когда при принятии федерального закона, содержащего новые положения, касающиеся регулирования определенной сферы отношений, которая также подлежит регламентации в рамках конкретного кодекса, подобные изменения вносятся и в кодекс. Например, ст. 17 Федерального закона от 24 июля 2008 г. № 161-ФЗ «О содействии развитию жилищного строительства»[12]; ст. 1 Федерального закона от 24 апреля 2008 г. № 49-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона “Об опеке и попечительстве”»[13] и др.

Следует отметить, что действует ряд федеральных законов, в которых содержатся положения о приоритетном применении этих законов по сравнению с другими нормативными правовыми актами, например, в ч. 6 ст. 1 Федерального закона от 12 июня 2002 г. № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации»[14].

Что касается решения данного вопроса в рамках судебной практики, то она также имеет весьма неоднозначный характер. В Определении Конституционного Суда РФ от 5 ноября 1999 г. № 182-0[15] и Определении Конституционного Суда РФ от 3 февраля 2000 г. № 22-О [16] сказано, что согласно ст. 76 Конституции РФ ни один федеральный закон не обладает по отношению к другому федеральному закону большей юридической силой.

Однако все не так просто: в Постановлении Конституционного Суда РФ от 29 июня 2004 г. № 13-П[17] указывается, что законодатель в процессе кодификации норм, регулирующих уголовно-процессуальные отношения, в целях реализации конституционных принципов правового государства, равенства и единого режима законности, обеспечения государственной защиты прав и свобод человека и гражданина вправе установить приоритет Уголовно-процессуального кодекса РФ перед иными федеральными законами в регулировании указанной сферы отношений. Конституционный Суд РФ отмечает, что приоритет данного Кодекса нельзя считать абсолютным. То есть, при возникновении противоречий приоритет Уголовно-процессуального кодекса РФ может быть ограничен иерархией федеральных конституционных законов и федеральных законов (ч. 3 ст. 76 Конституции РФ), а также правилом, согласно которому в случае возникновения коллизии между различными законами равной юридической силы приоритет имеют: закон, принятый позднее, закон, специально предназначенный для регулирования соответствующих отношений, а также закон, устанавливающий дополнительные гарантии прав и законных интересов отдельных категорий лиц, обусловленных их особым статусом[18].

В настоящее время в Российской Федерации действует 21 кодекс, из них в 12 прописано положение о необходимости соответствия кодексу федеральных законов, в 9 кодексах подобные оговорки отсутствуют[19].

В свете изложенного некоторые авторы предлагают придать кодексу силу федерального конституционного закона [20] . С данной позицией трудно согласиться.

Пока нет четко регламентированного и законодательно зафиксированного правила о приоритете кодекса перед иными федеральными законами, нет и достаточных оснований говорить о приоритете кодекса по отношению к другим нормативным правовым актам федерального уровня[21].

На практике подобного рода противоречия возникают довольно часто. Разрешаются они посредством общих правил преодоления коллизий норм законодательства при условии, что в тексте актов не содержится перечень мер для устранения таких противоречий. В некоторых законах имеются специальные нормы преодоления отраслевых коллизий. Подобные указания содержатся в Налоговом кодексе РФ[22] (ч. 1 ст. 11), Трудовом кодексе РФ[23] (ч. 4 ст. 11), Земельном кодексе РФ[24] (ч. 1 ст. 2, ч. 2 ст. 3) и др.

Например, в ст. 73 Федерального закона от 27 июля 2004 г. № 79-ФЗ «О государственной гражданской службе Российской Федерации» прописано правило: федеральные законы, нормативные правовые акты Российской Федерации, законы и иные нормативные правовые акты субъектов Российской

Федерации, содержащие нормы трудового права, применяются к отношениям, связанным с гражданской службой, не урегулированной данным Федеральным законом.

Сфера отношений, отнесенных к ведению Российской Федерации и ее субъектов, регулируется Конституцией РФ (ч. 3 ст. 5). Конституционная модель разграничения компетенции включает в себя сферу ведения Федерации (ст. 71 Конституции РФ) и сферу совместного ведения (ст. 72 Конституции РФ). Сфера ведения субъектов Федерации определяется по «остаточному принципу» (ст. 73 Конституции РФ). Однако данные конституционные положения отражают лишь общие позиции.

Более детальную регламентацию разграничения полномочий между Федерацией и ее субъектами предлагает Федеральный закон от 6 октября 1999 г. № 184-ФЗ «Об общих принципах организации законодательных

(представительных) и исполнительных органов власти субъектов Российской Федерации»[25], который дублирует положения ч. 5 ст. 76 Конституции РФ в той части, что законы и иные нормативные правовые акты субъектов Российской Федерации не могут противоречить федеральным законам, принятым по предметам ведения Федерации и по предметам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов. В случае, когда положения закона субъекта Федерации противоречат положениям федерального закона, действует федеральный закон. Однако в практике правоприменения при преодолении конкретных коллизий возникает много вопросов, разобраться в которых призваны суды и органы прокуратуры.

Конституционный Суд РФ в Постановлении от 1 февраля 1996 г. № 3-П «По делу о проверке конституционности ряда положений Устава - Основного закона Читинской области» [26] установил, что по смыслу ст. 72, ч. 2 ст. 76 и ч. 1 ст. 77 Конституции РФ при отсутствии соответствующего федерального закона по вопросам совместного ведения законодательный орган субъекта

Федерации вправе принять собственный нормативный правовой акт. Данное положение вытекает из природы совместной компетенции. Однако после вступления в силу федерального закона акт субъекта Федерации должен быть приведен в соответствие с федеральным законом.

В другом Постановлении Конституционного Суда РФ - от 15 декабря 2003 г. № 19-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Закона Ивановской области “О муниципальной службе Ивановской области” в связи с запросом Законодательного Собрания Ивановской области» [27] - указано, что согласно конституционным положениям законодательные органы субъектов Российской Федерации не вправе вторгаться в сферу ведения Российской Федерации. Вместе с тем по вопросам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов законодатель субъекта Федерации может самостоятельно осуществлять правовое регулирование при отсутствии соответствующего федерального закона или в случаях, когда федеральным законодательством данная сфера отношений не урегулирована. При этом должны быть соблюдены конституционные требования непротиворечивости законов и иных нормативных правовых актов субъектов Федерации федеральным законам и приоритета прав и свобод человека и гражданина. Если ранее принятый закон субъекта Российской Федерации, который регулирует вопросы совместного ведения Федерации и ее субъектов, содержит нормы, противоречащие нормам федерального закона, принятого позднее, действует федеральный закон.

В случае выявления пробела в праве субъект Федерации также правомочен осуществлять собственное правовое регулирование, которое относится к совместному ведению. Данное правило отражено в п. 2 ст. 3 Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов власти субъектов Российской Федерации». В этом случае субъекты Российской Федерации вправе осуществлять собственное правовое регулирование по предметам совместного ведения, но при условии отсутствия федерального закона по данному вопросу. После его принятия все нормативные правовые акты субъекта Федерации должны быть приведены в соответствие с указанным законом в течение трех месяцев[28].

Постановление Конституционного Суда РФ от 30 ноября 1995 г. № 16-П[29] также содержит положение о том, что по предметам совместного ведения конкретный вопрос подлежит разрешению в соответствии с главой 1 Конституции РФ, закрепляющей основы конституционного строя, и другими положениями Основного Закона и нормами федеральных законов, в которых эти положения воспроизводятся и конкретизируются. Однако если изданный позднее федеральный закон по вопросам совместного ведения предписывает иные правила, чем установлено в ранее принятом законе субъекта Федерации, применяются нормы федерального закона.

Все это создает избыточную регламентацию определенных видов общественных отношений правовыми средствами и может послужить причиной возникновения новых коллизий.

В настоящее время наблюдается тенденция к взаимной передаче полномочий федеральными органами исполнительной власти и органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации. Указанные полномочия как Российской Федерации по предметам ее ведения, так и полномочия Российской Федерации по предметам совместного ведения Федерации и ее субъектов могут передаваться для их реализации органам государственной власти субъектов Российской Федерации. Данные действия отражены в ст. 26.1 Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов власти субъектов Российской Федерации».

Таким образом, на законодательном уровне зафиксировано право федеральных органов власти делегировать часть своих полномочий, в том числе и законотворческих, органам государственной власти субъектов Федерации с тем лишь ограничением, что нельзя передавать, исключать или перераспределять те предметы ведения Российской Федерации, предметы совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов и предметы ведения субъектов Российской Федерации, которые конституционно закреплены[30].

Однако в случае возникновения противоречий между федеральным законом и законом субъекта Федерации по предметам ведения субъекта Федерации действует нормативный правовой акт субъекта. Данное положение отражено в Конституции РФ (ч. 6 ст. 76), а также в Определении Конституционного Суда РФ от 6 декабря 2001 г. № 250-О [31] , где отмечается, что согласно ч. 6 ст. 76 Конституции РФ нормативный правовой акт субъекта Федерации, изданный в соответствии с ч. 4 указанной статьи, имеет приоритет по отношению к федеральным законам. В связи с этим правоприменительные органы, в том числе и суды, обязаны применять закон субъекта Федерации. Однако данные положения являются правомерными только в том случае, если нормативные правовые акты субъекта Федерации не противоречат нормам Конституции РФ.

Данная позиция подтверждается в Постановлении Конституционного Суда РФ от 18 июля 2003 г. № 13-П [32] , где указано, что положение ч. 2 ст. 4 Конституции РФ о том, что Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации, нельзя рассматривать отдельно от положений ст. 76 Конституции РФ (ч. 1 и ч. 2) об издании федеральных законов только по вопросам ведения Российской Федерации и совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов. Согласно ст. 73 Конституции РФ вне пределов ведения Российской

Федерации и полномочий Российской Федерации по предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Федерации республики, края, области, города федерального значения, автономные области и автономные округа наделены правом самостоятельного правового регулирования[33].

В случае выявления противоречия между федеральным законом и нормативным правовым актом субъекта Российской Федерации, изданным вне пределов ведения Российской Федерации и совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, действующим признается нормативный правовой акт субъекта Российской Федерации (ч. 6 ст. 76 Конституции РФ).

Таким образом, можно констатировать, что вмешательство федерального законодательного регулирования в исключительную сферу компетенции субъектов Федерации является неправомерным и недопустимым.

Необходимо отметить, что существуют некоторые сложности в понимании вопроса распределения полномочий между Российской Федерацией и ее субъектами. В Конституции РФ не прописано понятие «совместное ведение Российской Федерации и ее субъектов», что вызывает серьезные трудности и противоречия в понимании сути данного вопроса. Происходит своеобразное «смешение терминов», когда речь идет о разграничении предметов ведения и полномочий, но фактически они не разграничены с достаточной степенью определенности. Так, в соответствии с п. «в» ст. 71 Конституции РФ к ведению Федерации относится «регулирование и защита прав и свобод человека и гражданина», одновременно с этим пунктом «б» ч. 1 ст. 72 Конституции РФ защита прав и свобод человека и гражданина также отнесена к совместному ведению Российской Федерации и ее субъектов.[34]Вероятность возникновения новых противоречий при регулировании данной сферы общественных отношений как на федеральном, так и на региональном уровнях очевидна, что может порождать новые коллизии в праве.

При изложении этого вопроса необходимо раскрыть роль международных судов, в первую очередь Европейского Суда по правам человека (далее - ЕСПЧ).

Согласно статье 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» [35] решения Европейского Суда по правам человека обязательны к исполнению на территории Российской Федерации. Так же Российская Федерация в соответствии со ст. 46 Конвенции о защите прав человека и основных свобод [36] обязуется исполнять окончательные постановления ЕСПЧ по делам, в которых она выступает стороной. Это положение также уточняется в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»[37] и в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» [38], где главным образом указывается, что правовые позиции ЕСПЧ не только учитываются при применении законодательства Российской Федерации, но и являются обязательными к применению на территории Российского государства.

Как известно, Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее - Конвенция) дополняется протоколами (всего на данный момент 14 протоколов), содержащими расширенный перечень прав и свобод. Г осударства-члены, которые ратифицировали Конвенцию, обязаны ратифицировать и протоколы к ней[39].

Правом на обращение в ЕСПЧ обладают как государства-участники (ст. 33 Конвенции), так и любой индивид (ст. 34 Конвенции). При этом заявителю необходимо доказать, что он является непосредственной жертвой в результате нарушения прав человека. Также основным условием принятия ЕСПЧ жалобы к рассмотрению является использование всех имеющихся внутригосударственных средств правовой защиты в соответствии с нормами международного права, и только в течение шести месяцев с даты принятия по делу окончательного решения (ст. 35 Конвенции).

В последние годы отмечается снижение общего числа подаваемых в ЕСПЧ, рассмотренных и нерассмотренных жалоб. Одновременно с этим увеличилась численность жалоб со стороны Российской Федерации на нарушение так называемых абсолютных прав: право на жизнь, право на свободу и личную неприкосновенность [40] , что свидетельствует о недостаточно высоком уровне работы механизма защиты прав человека в рамках национальной правовой системы.

В данном диссертационном исследовании не ставилась задача подробно описывать структуру и принципы работы ЕСПЧ, следует лишь отметить, что решения ЕСПЧ носят прецедентный характер в формате правового пространства Российской Федерации, где признается его юрисдикция, а значит, решения ЕСПЧ можно рассматривать и в качестве источников российского права[41]. Иными словами, решения ЕСПЧ - это не правоприменительные акты, «а источники права, оказывающие непосредственное, причем весьма существенное влияние на правотворчество и правоприменительную практику России»[42].

Таким образом, суд в осуществлении так называемой коммуникативной функции вершит правосудие, опираясь как на позитивное право, так и на естественное[43]. Данная характеристика в большей степени относится именно к ЕСПЧ.

В целом следует отметить, что практика ЕСПЧ является одним из наиболее эффективных средств защиты прав граждан различных государств. ЕСПЧ в некоторых случаях защищает личные и общественные права гораздо эффективнее, чем внутригосударственные органы.

Что касается вопросов преодоления коллизий внутригосударственного и международного права, то в ч. 4 ст. 15 Конституции РФ прямо указано, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы, и если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. Согласно п. 2 ст. 3 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации»[44] международные договоры Российской Федерации заключаются с иностранными государствами, а также с международными организациями от имени Российской Федерации - межгосударственные договоры, от имени Правительства РФ - межправительственные договоры, от имени федеральных органов исполнительной власти или уполномоченных организаций - договоры межведомственного характера.

В соответствии с Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» [45] правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении по отношению к законам Российской Федерации. Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято не в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении подзаконных нормативных правовых актов, изданных органом государственной власти, заключившим данный договор.

Так же в подпункте «а» п. 1 ст. 15 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» указано, что ратификации подлежат международные договоры Российской Федерации, исполнение которых требует изменения действующих или принятия новых федеральных законов, а также акты, устанавливающие иные правила, нежели предусмотрено законом. Международные договоры, согласие на обязательность которых принято Президентом РФ, обладают приоритетом применения по отношению к указам и распоряжениям Президента РФ, а также по отношению ко всем нижестоящим нормативным правовым актам. Международные договоры Российской Федерации, согласие на обязательность которых принято Правительством РФ, обладают приоритетом применения по отношению к актам Правительства РФ и актам федеральных органов исполнительной власти. Международные договоры, заключаемые от имени федеральных органов исполнительной власти или уполномоченных организаций (международные договоры межведомственного характера), обладают приоритетом применения по отношению к актам соответствующего федерального органа исполнительной власти[46].

Если говорить о противоречии федеральных законов и международных договоров Российской Федерации, которые не подлежат ратификации, то в данном случае действует следующее правило: положения международных договоров Российской Федерации имеют приоритет по отношению к актам, изданным федеральным органом власти, подписавшим данный договор, а также в отношении других актов, принятых нижестоящими государственными органами. Таким образом, приоритет применения выражается в том, что нормативные правовые акты не теряют своей юридической силы, а лишь не подлежат применению, если в рамках международного договора закреплены иные правила, нежели в федеральном законодательстве Российской Федерации. Однако на практике нередкими являются случаи неверного истолкования и применения международных договоров Российской Федерации[47].

Общее правило преодоления юридических коллизий национального и международного права заключается в том, что в соответствии с международным правом государства могут самостоятельно устанавливать порядок и способы реализации международных обязательств при одном условии - должен соблюдаться принцип добросовестности выполнения международных обязательств. То есть, государства выражают согласие на обязательность для них международных договоров и международных обычаев. Следует отметить, что Конституционный Суд РФ в своих решениях неоднократно подчеркивал приоритетный характер общепризнанных принципов и норм международного права по отношению к российскому законодательству[48].

При возникновении коллизий между нормами внутригосударственного и международного права в большинстве государств используется презумпция статутного толкования. По данному правилу закон, вступающий в противоречие с нормами международного права, должен быть интерпретирован таким образом, чтобы исходя из презумпции было очевидно, что законодатель не намеревался создать такую правовую ситуацию, при которой государство должно нести ответственность вследствие нарушения норм международного права. Также необходимо исходить из презумпции отсутствия противоречий между международным и внутригосударственным правом и презумпции наличия норм внутригосударственного права, необходимых для реализации международных обязательств. Поскольку основные нормы международного права предполагают, что государства дают согласие на исполнение своих обязательств, подразумевается, что государство не имеет намерения издать норму, противоречащую нормам международного права. Поэтому в случае обнаружения коллизии норм внутригосударственного и международного права, первая должна

трактоваться таким образом, чтобы были предприняты меры к устранению данного противоречия. В целом же в рамках взаимодействия норм внутригосударственного и международного права предполагается, что такие нормы «молчаливо» восприняты внутренним правом[49].

Принцип приоритета международного права, как отмечают авторы, не следует приравнивать к принципу иерархии, поскольку здесь речь идет о так называемых «горизонтальных» межсистемных связях. Нередки случаи, когда возникают коллизии между нормами международного права, перешедшими в статус внутригосударственных норм, и нормами, вновь принятыми в национальном праве. В данной ситуации нельзя применить правило разрешения временных (темпоральных) коллизий.

В научной литературе по этому вопросу ведутся споры. Сложилась позиция, в соответствии с которой нормы международного права имеют приоритет над нормами внутригосударственного права. Согласно другой точке зрения, следует скорее говорить о приоритете применения норм международного права, в случае возникновения коллизии нужно применять правило lex specialis derogate generali. Третий подход констатирует, что международные, конституционные, отраслевые нормы являются нормами равной юридической силы и коллизии между ними разрешаются согласно правилу lex tempi delicti commissi[50]. Со второй и третьей позицией, конечно, сложно согласиться.

Конкуренция норм международного и внутринационального права - явление объективное [51] . В настоящий момент в Российской Федерации наблюдается тенденция к выдвижению на первый план именно норм внутригосударственного права. Правда, как отмечается в информационно - аналитической справке Академии Г енеральной прокуратуры РФ, данная тенденция имеет негативное влияние на соблюдение конституционных прав человека и гражданина[52] . Также делается акцент на несвоевременном и некачественном исполнении решений ЕСПЧ внутригосударственными органами Российской Федерации[53].

Указанная проблема получила свое отражение в деле военнослужащего К. Маркина, которому в судебном порядке было отказано в предоставлении социальных гарантий по уходу за детьми. Конституционный Суд РФ также не выявил нарушения конституционных прав и свобод в указанном деле[54] . Решением же ЕСПЧ был признан факт наличия нарушения Российской Федерацией положений Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, что послужило основанием к обращению К. Маркина в Ленинградский окружной военный суд с заявлением об отмене прежних решений по его делу. Однако Конституционный Суд РФ в своем Постановлении от 6 декабря 2013 г. № 27-П[55] установил, что о порядке исполнения решений ЕСПЧ необходимо обращаться за разъяснениями в Конституционный Суд РФ, решения которого будут окончательными[56].

Согласно же Постановлению Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 г. № 21-П[57] Конвенция о защите прав человека и основных свобод, а также основанные на ней правовые позиции ЕСПЧ, содержащие оценки национального законодательства, не вправе отменять для российской правовой системы приоритет Конституции РФ и потому подлежат реализации в рамках этой системы только при условии признания высшей юридической силы Конституции РФ. Также подчеркивается, что в случаях, когда постановление ЕСПЧ основано на толковании положений Конвенции, приводящем к их противоречию Конституции РФ, такое постановление не может быть исполнено[58].

По словам В.Д. Зорькина, Конституционный Суд РФ в данном Постановлении «признал, что Европейская Конвенция в ее интерпретации ЕСПЧ обладает большей юридической силой, чем федеральный закон, но не равной и не большей, чем юридическая сила Конституции РФ»[59].

Конституционному Суду РФ предоставлено право признавать исполнение решений межгосударственных органов, судов, комиссии” по защите прав и свобод человека невозможным, если указанные решения нарушают принцип верховенства Конституции РФ. Не случайно Федеральным конституционным законом от 14 декабря 2015 г. № 7-ФКЗ [60] статья 3 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» была дополнена пунктом 3.2, согласно которому Конституционный Суд РФ по запросам федерального органа исполнительной власти, наделенного компетенцией в сфере обеспечения деятельности по защите интересов Российской Федерации при рассмотрении в межгосударственном органе по защите прав и свобод человека жалоб, поданных против Российской Федерации на основании международного договора Российской Федерации, разрешает вопрос о возможности исполнения решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека. Кроме того, указанным Федеральным законом в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» введена статья 104.1 в части условий направления запроса в Конституционный Суд РФ. Данная статья указывает, что федеральный орган исполнительной власти, наделенный компетенцией в сфере обеспечения деятельности по защите интересов Российской Федерации при рассмотрении в межгосударственном органе по защите прав и свобод человека жалоб, поданных против Российской Федерации на основании международного договора Российской Федерации, на основании заключения федеральных государственных органов, на которые возложена обязанность в пределах своей компетенции принимать меры по исполнению решений межгосударственного органа по защите прав и свобод человека, либо, если указанный федеральный орган исполнительной власти сам является органом, на который возложена такая обязанность, на основании собственного вывода о невозможности исполнения вынесенного по жалобе, поданной против Российской Федерации на основании международного договора Российской Федерации, решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека вследствие того, что в части, обязывающей Российскую Федерацию к принятию мер по его исполнению, данное решение основано на положениях международного договора Российской Федерации в истолковании, предположительно приводящем к их расхождению с Конституцией РФ, вправе обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации с запросом о разрешении вопроса о возможности исполнения решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека.

Таким образом, Конституционный Суд РФ обозначил приоритетность норм Конституции РФ над нормами международного права, а законодатель в свою

очередь поддержал позицию Конституционного Суда РФ[61]. Указанная поправка породила множество споров как ученых-теоретиков, так и юристов-практиков[62].

Необходимо отметить Постановление Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2016 г. № 12-П [63] , в силу которого постановление ЕСПЧ о недопустимости ограничения избирательных прав граждан, содержащихся в местах лишения свободы по приговору суда, признано неисполнимым ввиду необходимости внесения соответствующих изменений в действующее законодательство Российской Федерации. Данный пример в очередной раз подтверждает тезис о том, что в настоящее время приоритет отдается нормам внутригосударственного конституционного права над нормами международного права.

Вероятно, подобные споры еще будут продолжаться в связи c правовой неопределенностью по вопросу исполнения решений ЕСПЧ. Между тем ст. 79 Конституции РФ предусматривает возможность передачи Российской Федерацией межгосударственным объединениям «части своих полномочий в соответствии с международными договорами, но, если это не влечет ограничения прав и свобод человека и гражданина и не противоречит основам конституционного строя Российской Федерации»[64].

Н.А. Власенко отмечает: от позиции Конституционного Суда РФ будет зависеть, как будет складываться практика применения решений ЕСПЧ и в связи с этим - будут ли действовать основополагающие принципы примата

международного права[65]. По авторскому замечанию, несмотря на то, что термин «международное право» чаще всего ассоциируется у большинства граждан с надеждой, получением дополнительных гарантий, реализацией принципа справедливости, в действительности же следует говорить о кризисных явлениях в данной сфере, что обусловлено как наличием неопределенности перспектив некоторых межгосударственных образований (например, Европейского Союза, Содружества Независимых Г осударств), так и бездействием некоторых организаций, в том числе и Организации Объединенных Наций, уязвимостью некоторых институтов с точки зрения легитимности (международные трибуналы).[66]

Иерархия источников права Российской Федерации, позволяющая разрешать коллизии, строится на следующих приоритетах: 1) приоритет кодекса перед федеральными законами; 2) приоритет федерального закона перед другими нормативными правовыми актами; 3) приоритет федерального закона перед кодексом (или приоритет одного кодекса перед другим кодексом); 4) приоритет федерального закона перед нормативным правовым актом субъекта Российской Федерации; 5) приоритет международных договоров Российской Федерации перед федеральными законами Российской Федерации.

Особую значимость имеет тот факт, что Конституционный Суд РФ, а вслед за ним и законодатель, внеся поправки в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации», обозначил приоритетность норм Конституции РФ.

В последнее время особо остро встает проблема соотношения наднационального и внутригосударственного права. Конституционный Суд РФ в Постановлении от 14 июля 2015 г. обозначил приоритетность норм Конституции РФ, законодатель в свою очередь поддержал позицию Конституционного Суда РФ, дополнив Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» положениями о необходимости направления запроса для разрешения вопроса о возможности

исполнения решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека. Таким образом, сложилась ситуация, в которой Россия «оставляет за собой суверенное право окончательных решений в соответствии с Конституцией РФ в случае спорных моментов и правовых коллизий»[67]. Это позволяет говорить о наличии еще одного приоритета - Конституции РФ над нормами международного права.

По поводу каждого приоритета возникают дискуссионные вопросы, которые далеко не однозначно решаются в юридической науке и практике. Это касается, в частности, соотношения федеральных законов и кодексов, соотношения федерального законодательства и законодательства субъектов Федерации, перераспределения полномочий нормотворческого характера между федеральными органами государственной власти и органами субъектов Федерации.

Несмотря на имеющийся арсенал нормативных правовых предписаний по преодолению коллизий, основным принципом которого является учет места акта в системе источников права, едва ли можно говорить о сокращении числа коллизий в российском законодательстве. Скорее всего, наблюдается обратная ситуация. Законодатель все чаще прибегает к установлению новых правил и дополнительных условий для регулирования массивов общественных отношений определенной направленности без учета природы этих отношений.

В российском праве существуют противоречия в правилах и юридических обыкновениях и нормативных правовых предписаний по поводу разрешения коллизий. Содержащиеся в нормативных правовых актах юридические предписания по разрешению коллизий могут противоречить давно сложившимся, устоявшимся, отходящим, еще к римскому праву правилам, и тем самым затруднить возможности юристов разрешать коллизии быстро и эффективно. затруднить возможности юристов разрешать коллизии быстро и эффективно. Это относится, например, к случаям концептуального расхождения между кодексами, законодательными и иными нормативными правовыми актами разного уровня и различной отраслевой принадлежности.

Коллизионность российского права, ставшая уже вполне привычным явлением для юристов-практиков, заставляющим их искать пути решения проблем в трудных ситуациях правоприменения, свидетельствует о разбалансированности системы права, провоцирует возникновение конфликтов в обществе и в конечном итоге приводит к нарушениям прав человека.

[1]См.: Сибилева С.В. Коллизии в публичном праве : дис. ... канд. юрид. наук. М., 2009. С. 81.

78

[2]Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 5, ст. 410.

[3]Собрание законодательства Российской Федерации. 2004. № 31, ст. 3215.

[4]См.: Занина М.А. Коллизии норм права равной юридической силы (понятие, причины, виды). 2-е изд., перераб. и доп. М., 2010. С. 70-71.

[5] Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. № 12, ст. 1178.

[6] Собрание законодательства Российской Федерации. 2004. № 27, ст. 2804.

[7] Собрание законодательства Российской Федерации. 2004. № 27, ст. 2710.

[8] См.: Тихомиров Ю.А., Дворникова О.А., Егорова Н.Е., Морозов А.Н., Плюгина И.В., Помазанский А.Е. Проблема противоречий в законодательстве и пути их решения // Журнал российского права. 2008. № 11. С. 13.

[9]См.: Рахманина Т.Н. Кодификация законодательства. М., 2005. С. 38.

[10] Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. № 32, ст. 3301.

[11]Собрание законодательства Российской Федерации. 2007. № 27, ст. 3213.

[12]Собрание законодательства Российской Федерации. 2008. № 30 (ч. 2), ст. 3617.

[13]Собрание законодательства Российской Федерации. 2008. № 17, ст. 1755.

[14]Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. № 24, ст. 2253.

[15]По запросу Арбитражного суда города Москвы о проверке конституционности пунктов 1 и 4 части четвертой статьи 20 Федерального закона «О банках и банковской деятельности» // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. № 52, ст. 6460.

[16] По запросу Питкярантского городского суда Республики Карелия о проверке конституционности статьи 26 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2000. № 14, ст. 1532.

[17]По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы // Собрание законодательства Российской Федерации. 2004. № 27, ст. 2804.

[18] См.: Тихомиров Ю.А., Дворникова О.А., Егорова Н.Е., Морозов А.Н., Плюгина И.В., Помазанский А.Е. Указ. соч. С. 17.

[19] См.: Ершов В.В. Виды индивидуального регулирования общественных отношений // Российское правосудие. 2013. № 11. С. 12.

[20]См., например: Занина М.А. Коллизии кодексов и других федеральных законов, относящихся к разным отраслям законодательства // Российское правосудие. 2009. № 12. С. 33; Курбатов А.Я. Разрешение коллизий в праве // Арбитражная практика. 2002. № 11. С. 41-46.

[21]См.: Сибилева С.В. Указ. соч. С. 93.

[22]Собрание законодательства Российской Федерации.1998. № 31, ст. 3824.

[23]Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. № 1 (ч. 1), ст. 3.

[24]Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 44, ст. 4147.

[25]Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. № 42, ст. 5005.

[26]Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 7, ст. 700.

[27]Собрание законодательства Российской Федерации. 2003. № 52 (ч. 2), ст. 5101.

[28] См.: Тихомиров Ю.А., Дворникова О.А., Егорова Н.Е., Морозов А.Н., Плюгина И.В., Помазанский А.Е. Указ. соч. С. 20-21.

[29]По делу о проверке конституционности ст. 23 и 24 Временного положения об обеспечении деятельности депутатов Калининградской областной Думы, утвержденным Постановлением Калининградской областной Думой от 8 июля 1994 г. // Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 50, ст. 4969.

[30] См.: Тихомиров Ю.А., Дворникова О.А., Егорова Н.Е., Морозов А.Н., Плюгина И.В., Помазанский А.Е. Указ. соч. С. 22.

[31]По запросу Государственного Собрания - Курултая Республики Башкортостан о толковании ряда положений ст. 5, 11, 71, 72, 73, 76, 77 и 78 Конституции Российской Федерации // Документ опубликован не был.

[32]По делу о проверке конституционности положений ст. 115 и 231 ГПК РСФСР, ст. 26, 251 и 253 ГПК Российской Федерации, ст. 1, 21 и 22 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2003. № 30, ст. 3101.

[33] См.: Тихомиров Ю.А., Дворникова О.А., Егорова Н.Е., Морозов А.Н., Плюгина И.В., Помазанский А.Е. Указ. соч. С. 23.

[34]См.: Участие прокуратуры в обеспечении единства правового пространства Российской Федерации. Информационно-аналитический обзор. М., 2014. С. 19.

[35]Собрание законодательства Российской Федерации. 1998. № 14, ст. 1514.

[36]Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 2, ст. 163.

[37]Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. №12.

[38]Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2013. № 8.

[39] См.: Абашидзе А.Х. Защита прав меньшинств по международному и внутригосударственному праву. М., 1996. С. 209.

[40] См.: Ковлер А.И. Россия в Европейском Суде: 2012-й - год «большого перелома» // Российское правосудие. 2013. № 3. С. 15-17.

[41] См.: Сауляк О.П. Судебная практика как источник российского права (материальный и формальный аспекты проблемы) // Государство и право. 2009. № 11. С. 8.

[42]Эбзеев Б.С. Личность и государство в России: взаимная ответственность и конституционные обязанности. М., 2007. С. 33.

[43]См.: Лазарев В.В., Фурсов Д.А. Обоснование идеи имплементации судебных решений в законодательные акты // Журнал российского права. 2014. № 11. С. 9-10.

[44]Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 29, ст. 2757.

[45]Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. № 12.

[46] См.: Тихомиров Ю.А., Дворникова О.А., Егорова Н.Е., Морозов А.Н., Плюгина И.В., Помазанский А.Е. Указ. соч. С. 25.

[47] См.: Тихомиров Ю.А., Дворникова О.А., Егорова Н.Е., Морозов А.Н., Плюгина И.В., Помазанский А.Е. Указ. соч. С.26.

[48] См.: Осминин Б.И. Конституционные принципы и взаимодействие международного и внутригосударственного права // Журнал российского права. 2014. № 5. С. 106-107.

[49]См.: Осминин Б.И. Указ. соч. С. 108.

[50]См.: Занина М.А. Коллизии норм права равной юридической силы (понятие, причины, виды). С. 111.

[51] См.: Габрелян Э.В. Суверенитет и права человека в условиях глобальной модернизации // Правоведение. 2013. № 4. С. 49.

[52]См.: Состояние законности и правопорядка в Российской Федерации и работа органов прокуратуры. 2013 год : информационно-аналитическая записка / под общ. ред. О.С. Капинус. М., 2014. C. 63.

[53]См.: Шуберт Т.Э. Имплементация решений ЕСПЧ в национальное законодательство // Журнал российского права. 2015. № 6. С. 139.

[54]Определение Конституционного Суда РФ от 15.01.2009 № 187 - О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалоб гражданина Маркина Константина Александровича на нарушение его конституционных прав положениями статей 13 и 15 Федерального закона “О государственных пособиях гражданам, имеющим детей”, статей 10 и 11 Федерального закона “О статусе военнослужащих”, статьи 32 Положения о порядке прохождения военной службы и пунктов 35 и 44 Положения о назначении и выплате государственных пособий гражданам, имеющим детей» // Документ опубликован не был.

[55]Постановление Конституционного Суда РФ от 06.12.2013 № 27-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса РФ в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2013. № 50, ст. 6670.

[56]См.: Состояние законности и правопорядка в Российской Федерации и работа органов прокуратуры. 2013 год. С. 64.

[57] По делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона «О международных договорах Российской

Федерации», частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы // Собрание законодательства Российской Федерации. 2015. № 30, ст. 4658.

[58] Официальный сайт Министерства юстиции РФ [Электронный ресурс]. URL: http://minjust.ru/ru/press/news/o-postanovlenii-konstitucionnogo-suda-rossiyskoy-federacii-ot-14- iyulya-2015-g-po-itogam (дата обращения: 24.10.2015.)

[59]Зорькин В.Д. Конституционная юстиция на переходном этапе исторического развития России // Служение праву : сб. науч. ст. / под ред. Д.А. Туманова. М.В. Захаровой. М., 2017. С. 85.

[60] Собрание законодательства Российской Федерации. 2015. № 51 (ч. 1), ст. 7229.