Глава 11 Семейного кодекса РФ «Права несовершеннолетних детей» начинается статьей 54, закрепляющей право ребенка жить и воспитываться в семье. Названное право, от осуществления которого в огромной степени зависит благополучие ребенка, его физическое, психическое, духовное развитие, его образование и его будущее, действительно является одним из наиболее важных субъективных прав, но его реализация, как и реализация всех иных личных и имущественных прав ребенка, возможна только при условии надлежащего обеспечения права на жизнь как основополагающего права любого человеческого существа.

Закрепленное в Конституции РФ (часть 1 статьи 20) право на жизнь названо первым среди прав и свобод, предусмотренных Европейской конвенцией (п. 1 ст. 2) и Конвенцией о правах ребенка, в Преамбуле которой закреплено принципиальное положение о том, «ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной охране и заботе, включая надлежащую правовую защиту, как до, так и после рождения», а в ст. 6 установлено, что «каждый ребенок имеет неотъемлемое право на жизнь». В свою очередь, в ГК РФ в перечне нематериальных благ, закрепленном в п. 1 ст. 150, первыми названы жизнь и здоровье.

Однако в России осуществление ребенком права на жизнь в настоящее время целиком и полностью зависит от волеизъявления его будущей матери, так как в соответствии с Федеральным законом «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»[1], «каждая женщина самостоятельно решает вопрос о материнстве. Искусственное прерывание беременности проводится по желанию женщины при наличии информированного добровольного согласия» (п. 1 ст. 56). Предоставление беременной женщине названного правомочия порождает множество вопросов, имеющих нравственно-этический, философский, духовно-религиозный и социально-правовой характер, главным из которых является вопрос о том, с какого момента возникает правоспособность ребенка, следовательно, его права, в том числе и главное из них - право на жизнь.

К этим вопросам неоднократно обращались многие представители не только науки и практики, но и законодательного корпуса. Так, в 2004 г. ряд депутатов Г осударственной Думы разработали Законопроект, предусматривавший новое для отечественного правопорядка определение момента возникновения правоспособности гражданина - не с момента рождения, как это предусмотрено в п. 2 ст. 17 ГК РФ, а с момента зачатия. В обоснование этого подхода был приведен ряд доводов, в первую очередь, «о фактическом, хотя и частичном признании правоспособности зачатых, но не рожденных лиц в действующем законодательстве путем признания за ними права на жизнь и права на наследство. В качестве косвенного подтверждения правоспособности зачатого ребенка рассматривается также право беременной женщины на «определенную

107

финансовую и социальную поддержку: отпуск и пособие» .

Данное законодательное предложение затрагивает вопросы, обсуждавшиеся еще в римском частном праве. Как известно, положение о признании некоторых гражданских прав за зачатым, но еще не родившимся ребенком (насцитурусом) было сформулировано еще в Законах XII Таблиц[2] [3]. Такой подход полностью сохранился в последующие века и получил свое развитие и закрепление в Дигестах Юстиниана[4], в которых в интересах детей была сформулирована и известная правовая фикция: «Postumus pro nato habetur» - «Ребенок, родившийся после смерти отца, считается родившимся до его смерти»[5]. Однако, несмотря на отмеченные правовые предписания, субъектом права ребенок признавался только после появления на свет. Положение о том, что правоспособность возникает с момента рождения, было общепризнанным, и споры велись только о моменте, с которого ребенка следует считать живым: с момента, когда он издал первый крик, или с момента, когда он подал любые другие признаки жизни.

Представление о правоспособности как о качестве, возникающем с момента рождения, было общепризнанным и в дореволюционной отечественной науке. Считая «в высшей степени важным» решение вопроса о том, «считать ли началом физической личности момент рождения младенца или относить его к моменту зачатия», классики цивилистики единодушно утверждали: «актом рождения человек вступает в общество людей; этот же акт следует считать и началом его правоспособности» [6] ; «поскольку самостоятельное существование человека начинается с момента его рождения, с этого же момента он и становится правоспособным лицом»[7] [8].

В настоящее время данное положение нашло отражение не только в ГК РФ, устанавливающем, что правоспособность возникает с момента рождения гражданина (п. 2 ст. 17), но и во многих современных правовых системах. Такой подход разделяется и большинством представителей современной науки, причем не только цивилистики. Так, например, в литературе подчеркивается, что «плод в утробе матери является частью ее организма и не является субъектом права на свою защиту в уголовно-правовом значении», поскольку «пока плод не начал жить и дышать самостоятельно, он не может рассматриваться самостоятельным физическим лицом» .

Однако считать рассматриваемую позицию бесспорной и общепризнанной все же нельзя. Так, в качестве главного аргумента в пользу целесообразности внесения поправок в ст. 17 ГК РФ, закрепляющих в качестве момента возникновения правоспособности момент зачатия, один из инициаторов обсуждаемого законопроекта - А.В. Чуев утверждал, что эти поправки ограничат право матери на уничтожение зачатого ребенка - «убийство в виде аборта», станут первым шагом к тому, чтобы «впоследствии значительно ограничить аборты: запретить все основания, кроме медицинских»[9].

Проблема искусственного прерывания беременности выходит за рамки настоящего исследования, поскольку она настолько сложна и многоаспектна, что ее обсуждение нуждается в отдельном комплексном анализе. Однако без разрешения вопроса о моменте возникновения правоспособности, который, в свою очередь, неразрывно связан с вопросом о том, когда возникает человеческая жизнь, весьма сложно перейти к характеристике иных прав ребенка, предусмотренных действующим законодательством. Диапазон мнений, высказанных по данному вопросу, весьма широк: в Древнем Риме считалось, что эмбрион (зародыш) становится человеком с начала шевеления в утробе матери; некоторые современные авторы полагают, что жизнь начинается с формированием нервной системы зародыша или с первым проявлением его мозговой деятельности, но для большинства других - это момент появления ребенка на свет[10].

Мнения ученых, высказанных по затронутой проблематике в последние годы, также достаточно противоречивы, а иногда и диаметрально противоположны. Так, полемизируя с авторами выше названного Законопроекта, И.А. Михайлова утверждает: «предположение о том, что законодательное признание правоспособности за зачатым, но не родившимся ребенком станет гарантией охраны его прав и интересов, вызывает целый ряд сомнений, прежде всего, потому, что остается неясным, каким образом может быть достигнута данная цель. Во-вторых, непонятно, с какого именно момента будет определяться возникновение правоспособности, так как момент зачатия в большинстве случаев точно определен быть не может. Такое определение осуществляется на разных стадиях беременности, так как многие будущие роженицы обращаются в специализированные медицинские учреждения для постановки на учет уже на поздних ее стадиях, а иногда не обращаются вообще. Принятие предложения разработчиков законопроекта, утверждающих, что момент зачатия следует отнести к актам гражданского состояния, и внесение соответствующих дополнений в ст. 47 ГК РФ приведет к тому, что часть российских граждан будут регистрироваться в качестве правоспособных субъектов, еще находясь в утробе матери, а часть - только после появления на свет, что неизбежно породит множество проблем»[11] [12].

Однако не менее убедительны доводы представителей противоположной позиции, наиболее последовательными и решительными из которых являются И.В. Понкин, А.А. Понкина, В.В. Еремян и М.Н Кузнецов. Проведя глубокий и всесторонний анализ правовых оснований признания зачатого ребенка человеческим индивидом, обладающим субъективными правами, авторы убедительно показывают, что «жизнь человека начинается в момент его зачатия, и ребенок на пренатальной стадии своего развития до своего рождения самим фактом своего существования, в том числе фактом пребывания в физических (биологических) отношениях со своей матерью имеет определенный правовой статус, который дает ему право на защиту». Данное утверждение, по мнению авторов, «представляет собой не исключительно философское, моральное или этическое убеждение или допущение, но является установленным юридически значимым фактом, признанным международным правом, положениями законодательства Российской Федерации и зарубежных государств и обоснованным огромным объемом научных знаний, полученных в сферах биологии, эмбриологии, генетики, физиологии и других наук» .

Приведенную позицию разделяет Т.Ю. Фирюлина, которая на основе проведенного ею сравнительно-правового исследования статуса зачатых, но еще не рожденных детей сделала вывод о том, что «правопорядки многих экономически развитых стран признают право на жизнь человека с момента его зачатия» . Называя «убийством» искусственное прерывание беременности при отсутствии уважительных на то причин, автор утверждает, что «право на жизнь принадлежит каждому субъекту не с момента рождения, а уже с момента зачатия, однако для того, чтобы обладать этим правом, человека, находящегося во внутриутробном развитии, необходимо наделить правоспособностью с момента зачатия, произведя необходимую в данном случае модернизацию гражданского законодательства (ст. 17 ГК РФ)»[13] [14].

Обсуждаемое предложение отстаивает и Т.Н. Палькина, полагающая, что «право на жизнь не получило надлежащей правовой охраны в связи с тем, что оно не обеспечивается правом жизнеспособного ребенка на рождение». По мнению автора, такая защита должна предоставляться с момента зачатия, так как «эмбрион человека относится к числу субъектов защиты гражданских и семейных прав, в связи с чем предлагается внести изменения в п. 2 ст. 17 ГК РФ, изложив его в следующей редакции: «Правоспособность гражданина возникает в момент его зачатия и прекращается его смертью»[15] [16].

подход к обсуждаемой проблеме нашел свое отражение и в законодательстве некоторых государств. Например, в Американской конвенции о правах человека провозглашено: «Каждый человек имеет право на уважение к его жизни. Это право защищается законом и, как правило, с момента зачатия» (п. 1 ст. 4) . Аналогичные положения, направленные на защиту права на жизнь зачатого

ребенка, предусмотрены и в некоторых других государствах, например, в Чешской

Республике, в Конституции которой закреплено: «Каждый имеет право на жизнь.

1 00

жизнь достойна охраны уже до рождения» (ст. 6) . Такая же

1 Л

содержится и в Конституции Словацкой Республики (ст. 15) , а

Конституция Ирландии провозглашает: «Государство признает право на жизнь не рожденного и, имея в виду равное право на жизнь матери, гарантирует в своих законах уважение и, насколько это возможно, защищает и поддерживает своими законами это право» (п. 3 ст. 40)[17] [18] [19] [20].

Большой интерес вызывает решение обсуждаемого вопроса в Германии. Так, в ст. 2 Основного закона ФРГ закреплено положение о том, что «каждый имеет право на жизнь и физическую неприкосновенность» . В приведенной норме отсутствует указание на зачатых, но еще не рожденных детей, то есть эмбрионов, в связи с чем соответствующее разъяснение представил Федеральный Конституционный суд ФРГ в своем постановлении от 28 мая 1993 года, в котором было определено, что «человеческая жизнь приобретает право на защиту еще до появления на свет». Суд подчеркнул непрерывность процесса человеческого развития, что выражается в «генетической идентичности и вместе с тем в его уникальности и неповторимости»[21] [22]. Эта же гуманистическая идея нашла свое отражение, развитие и конкретизацию в специальном законе «О защите эмбрионов» , принятом в Германии 13 декабря 1990 г.

При анализе приведенных положений, закрепленных в Конституциях названных государств, обращает на себя внимание тот факт, что они были сформулированы отнюдь не в последние годы, характеризующиеся настоящим «прорывом» в генетике и медицине, позволившим разгадать многие тайны человеческого бытия в материнской утробе, но за десятилетия до этого - в Ирландии - в 1937 г., в Германии - в 1949 г., в Чехии и в Словакии - в 1992 г. Означает ли это, что правовая регламентация рассматриваемой проблематики в России значительно отстает в стремлении обеспечить права зачатых, но еще не рожденных детей?

На этот вопрос не существует однозначного ответа, поскольку традиционный для России законодательный подход к определению момента возникновения правоспособности закреплен и во многих других государствах. К этим государствам относятся, например, Австрия, Греция, Дания, Канада, КНР, Швеция и другие, в которых предусмотрена возможность искусственного прерывания беременности по решению беременной женщины. Таким образом, в настоящее время не только ученые, но и законодатели, признавая высшую ценность права на жизнь, все же с диаметрально противоположных позиций решают вопрос о моменте его возникновения и, следовательно, о возможности или невозможности «добровольного информированного искусственного

прерывания беременности». Если не останавливаться на медицинских, религиозных, морально-нравственных, демографических и, разумеется, социально-экономических факторах, совокупность которых и предопределяет то или иное решение рассматриваемого вопроса, то следует проанализировать хотя бы некоторые доводы правового характера, которые являются препятствием для безусловного признания возникновения правоспособности в момент зачатия ребенка.

Первое из таких соображений связано с возможностью гибели плода в материнской утробе (выкидыша), которые, к сожалению, имеют достаточно широкое распространение. Инициаторы уже упоминавшегося Законопроекта утверждали, что «в дальнейшем можно будет вести речь о регистрации момента зачатия ребенка в качестве акта гражданского состояния». Введение предлагаемой новации будет означать, что вначале беременная женщина должна будет зарегистрировать момент зачатия ребенка, а затем - момент его внутриутробной гибели, что следует рассматривать как нарушение права на неприкосновенность личной жизни, семейную и личную тайну. Такого рода информация имеет интимный характер, и доведение ее до сведения посторонних лиц, несомненно, способно причинить женщине, потерявшей ребенка, еще более сильные страдания и переживания.

Еще один вопрос, требующий своего разрешения, связан с институтом наследственной трансмиссии, закрепленным в ст. 1156 ГК РФ. Следует ли внести в данную норму дополнения, устанавливающие порядок наследственного правопреемства в случае гибели зачатого, но не родившегося ребенка, и (опять же!) каким образом следует определять и регистрировать эти два события - момент зачатия и момент гибели плода? Невозможность разрешения заданных вопросов еще раз заставляет усомниться в обоснованности предложения о признании момента зачатия ребенка в качестве момента возникновения его правоспособности, несмотря на его бесспорную и высокую гуманистическую ценность.

Если же распространить обсуждение рассматриваемой проблемы на получающие все более широкое распространение случаи применения искусственных методов репродукции человека, то неразрешимых вопросов становится еще больше. В частности, остается открытым вопрос о том, с какого момента правоспособность возникнет в тех случаях, когда оплодотворение происходит вне организма матери (In Vitro). При применении этого метода зачатый «в пробирке» эмбрион после некоторого процесса развития помещается (имплантируется) либо обратно в организм матери, либо в организм другой женщины - суррогатной матери, где происходит дальнейшее развитие эмбриона. В настоящее время широко известно, что в специальных лабораториях эмбрионы в замороженном виде могут храниться в течение нескольких лет, и остается совершенно неясным, можно ли считать, что момент возникновения их гражданской правоспособности уже наступил. Кроме того, процент случаев гибели или отторжения эмбрионов довольно высок, и, учитывая такую вероятность, в тело будущей матери нередко имплантируют не один, а 2-3 эмбриона, что вновь порождает невозможность однозначного разрешения вопроса о моменте возникновения правоспособности каждого из них.

Тем не менее, несомненно, что правовое положение зачатых, но еще не рожденных детей нуждается в дальнейшем анализе с учетом новых достижений во всех сферах генетики, медицинской, биологической наук, и опыта законодательной регламентации их гражданско-правового положения в зарубежных законодательных системах. Необходимо, в частности, как уже предлагалось в литературе, законодательно определить, с какого момента право на жизнь в полной мере распространяется на внутриутробный плод человека, и ограничено ли данное право его физиологическими данными, в частности, его жизнеспособностью, т.к. от этих вопросов зависит легальное разрешение множества проблем, в том числе и вопроса о моменте возникновения правоспособности и, соответственно права на жизнь. Разработка и принятие соответствующего федерального закона, учитывающего все рассмотренные выше факторы, могут создать гарантии охраны и защиты субъективных прав (в первую очередь - права на жизнь) зачатых, но еще не рожденных детей.

С правом ребенка на жизнь неразрывно связано его право на здоровье, относительно которого в Конвенции о правах ребенка закреплено, что «Г осударства-участники обеспечивают в максимально возможной степени выживание и здоровое развитие ребенка (п. 2 ст. 6). Бесспорно, что здоровье ребенка непосредственно зависит от здоровья его родителей, поэтому вопрос о том, какие меры предусмотрены действующим законодательством для повышения гарантий охраны здоровья будущих родителей, имеет весьма важное практическое значение.

Как известно, в ст. 15 СК РФ впервые в современной отечественной истории было предусмотрено медицинское обследование лиц, вступающих в брак. В соответствии с данной нормой такое медицинское обследование, а также консультирование по медико-генетическим вопросам и вопросам планирования семьи проводится учреждениями государственной и муниципальной системы здравоохранения бесплатно и только с согласия лиц, вступающих в брак.

Данные положения были закреплены в СК РФ как реакция законодателя на широкое распространение венерических заболеваний и ВИЧ-инфекции, и в этом плане они имеют, бесспорно, прогрессивное значение. Однако, предусмотрев правила, направленные на профилактику и предупреждение опасных инфекционных заболеваний, угрожающих здоровью граждан, вступающих в брак, и здоровью детей, которые могут родиться в этом браке, законодатель не разработал механизм решения поставленной задачи, в результате чего обсуждаемая норма не стала эффективным средством в деле борьбы за здоровье матери и ребенка. Это произошло, на наш взгляд, вследствие двух основных причин. Во-первых, в ст. 15 СК РФ в качестве заболеваний, наличие которых у одного из будущих супругов имеет важное правовое значение (оно рассматривается как основание для признания брака недействительным), названы только ВИЧ-инфекция и венерические болезни. Между тем, заболеваний, создающих непосредственную угрозу для здоровья граждан, вступающих в брак, гораздо больше. В 2004 г. правительство России утвердило Перечень социально значимых заболеваний и Перечень заболеваний, представляющих опасность для окружающих (далее - Перечень), высокая опасность которых обусловлена их отрицательным влиянием на организм человека, в том числе на его психическое, сексуальное и репродуктивное здоровье.

В Перечень включены заболевания, масштабы распространенности которых представляют реальную опасность для здоровья граждан. Помимо названных в ст. 15 СК РФ ВИЧ-инфекции и венерических заболеваний, к социально значимым заболеваниям отнесены туберкулез, злокачественные новообразования, вирусный гепатит, психические расстройства и расстройства поведения. О масштабах опасности названных заболеваний свидетельствует тот факт, что в 2007 г. была разработана и принята Федеральная целевая программа «Предупреждение и [23]

борьба с социально значимыми заболеваниями», включающая целый ряд мероприятий, направленных на снижение уровня их распространенности, общие затраты на реализацию которых составляют 3802,3 млн. рублей (в ценах соответствующих лет).

При решении вопроса о целесообразности расширения перечня заболеваний, на предмет выявления которых должно проводиться медицинское обследование, следует учитывать степень их непосредственной опасности, как для другого супруга (супруги), так и для ребенка или детей, которые могут родиться в этом браке. При этом общеизвестно, что многие заболевания, вызывающие нарушение репродуктивной функции, повышенный риск рождения неполноценных детей, а иногда и летальные исходы, передаются при половом контакте от супруга к супругу, а от матери - ребенку.

Сказанное дает основания предложить расширить перечень заболеваний, названных в ст. 15 СК РФ, и включить в него вирусный гепатит и туберкулез, наличие которых в подавляющем большинстве случаев создает высокий уровень опасности заражения другого супруга или будущего ребенка. Однако не менее опасным фактором в семейной жизни может стать психическое расстройство одного из супругов, даже если оно не носит той степени, при которой гражданин может быть признан недееспособным или ограниченно дееспособным (ст.ст. 29, 30 ГК РФ). Наличие психического расстройства может порождать агрессивное поведение, приводить к конфликтам, что резко негативно отражается на развитии ребенка, у которого к тому же существенно повышается риск отягощенной наследственности, поэтому психические расстройства также должны быть включены в перечень заболеваний, имеющих правовое значение при вступлении в брак.

Второй причиной недостаточной эффективности медицинского обследования лиц, вступающих в брак, является тот факт, что медицинское [24] обследование будущих супругов осуществляется исключительно на добровольной основе, в результате чего соответствующие процедуры проходит весьма незначительная часть лиц, вступающих в брак. Подавляющее большинство остается в неведении относительно состояния здоровья будущего супруга, а нередко и относительно собственного здоровья, так как многие венерические заболевания на первом этапе протекают практически бессимптомно.

Еще одним фактором, препятствующим эффективной реализации мер, направленных на охрану здоровья лиц, вступающих в брак, и их будущих детей, является правило о том, что результаты пройденного обследования составляют медицинскую тайну и могут быть сообщены будущему супругу только с согласия прошедшего обследование лица (п. 2 ст. 15 СК РФ). Приведенные положения направлены на обеспечение автономии частной, личной и семейной жизни российских граждан, однако соблюдение права на неприкосновенность частной жизни в подобных ситуациях создает угрозу нарушения права на охрану здоровья других лиц. Сокрытие информации о наличии тяжелого и опасного заболевания от будущего супруга обусловливает высокую вероятность заражения будущего супруга и рождения ребенка с тяжелыми патологиями. Как справедливо отмечала по этому поводу И.А. Михайлова, «отнюдь не принижая значения права на личную и врачебную тайну, следует признать его все же менее значимым, чем основное право личности - право на жизнь и здоровье, которые в такой ситуации подвергаются непосредственной угрозе» . С этим мнением нельзя не согласиться, учитывая масштабы распространения названных заболеваний: по данным Всемирной организации здравоохранения, к настоящему моменту свыше пятнадцати миллионов человек умерли в мире из-за ВИЧ-инфекции и других венерических заболеваний .

Представляется, что главным аргументом в решении рассматриваемой коллизии должно стать стремление обеспечить всемерную реализацию основного начала семейного законодательства, в соответствии с которым «семья, [25] [26] материнство, отцовство и детство в Российской Федерации находятся под защитой государства» (п. 1 ст.1 СК РФ), что означает необходимость введения ограничения права на врачебную тайну лиц, вступающих в брак, при выявлении у одного из них заболевания, создающего непосредственную угрозу заражения будущего супруга и их детей.

[1] См.: Федеральный закон от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» от 21.11 (по сост. на 01.01.2017) // СЗ РФ. 2011. № 48. Ст. 6724.

[2]

См.: Предложение о внесении поправок в ГК Российской Федерации в части, касающейся возникновения и прекращения правоспособности физических лиц: Интервью с депутатом Государственной Думы, заместителем председателя комитета по общественным объединениям и религиозным организациям А.В. Чуевым // Нотариус. 2004. № 2. С.45-48.

8 См.: Памятники римского права: Законы XII Таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. М., 1997. С. 18.

[4] См.: Там же. С. 170.

[5] Латинские юридические изречения / Сост. Е.И. Темнов. М., 1996. С. 313.

[6] Мейер Д.И. Указ. соч. С. 191.

[7]

Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. М., 2003. С. 89.

[8]

Бояров С. Проблемы определения начала жизни человека в уголовном праве // Российская юстиция. 2005. № 3. С. 59.

[9] «Нотариус». 2004. №2. С. 47.

[10] См.: Шевчук С.С. Некоторые проблемы правового регулирования применения искусственных методов репродукции // Юрист. 2002. № 9. С. 62.

[11] См.: Михайлова И.А. Гражданская правосубъектность физических лиц: проблемы законодательства, теории и практики: монография. М., 2006. С. 212; Возникновение и прекращение гражданской правоспособности: новые аспекты // Российский судья. 2004. №10. С. 20-25.

[12]

См.: Понкин И.В., Понкина А.А., Еремин В.В., Кузнецов М.Н. О правовых основаниях правового признания ценности жизни, человеческого достоинства и права на жизнь ребенка, находящегося на пренатальной стадии развития // Приложение к журналу «ГлавВрач». 2015. №8. С. 11.

[13]

Фирюлина Т.Ю. Момент возникновения правоспособности физических лиц: вопросы теории и практики // Право и образование. 2016. №6. С. 145-152.

[14] См.: Фирюлина Т.Ю. Указ. соч. С. 148.

[15] См.: Палькина Т.Н. Личные неимущественные права по гражданскому и семейному законодательству РФ и зарубежных стран (на примере США и Германии): автореф. дис ... канд.

юрид. наук. М., 2011. С.11, 24.

[16]

См.: American Convention on Human Rights (принята в Сан-Хосе, Коста-Рика 22 ноября 1969 г.). URL: http://www. hrcr.org/docs/American_Convention/oashr. html.

[17]

Конституция Чехии (Чешской Республики) от 16 декабря 1992 г. URL: http://www.czinvest.rU/o-chehii/constitution.html#glava1.

[18]

Конституция Словакии. Принята 1 сентября 1992 г. URL: http://slovakia.kiev.ua.

[19] Конституция Ирландии от 29 декабря 1937 г. URL: http://concourt.am/armenian/legal resources/world constitutions/constit/ireland/irelnd-r.htm.

[20]

См.: Основной закон Федеративной Республики Германии от 23 мая 1949 г. (с изм. и доп. от 29.07.2009) // Конституции зарубежных государств: Великобритания, Франция, Германия, Италия, Европейский Союз, Соединенные Штаты Америки, Япония: учеб. Пособие. М., 2012. С. 164-245.

[21] Свитнев К.Н. Юридический статус эмбриона в международном праве: правоприменительная практика // Медицинское право. 2009. № 3. СПС «КонсультантПлюс».

[22]

Закон о защите эмбрионов от 13 декабря 1990 г. URL: http://www.gesetze-im- internet.de/eschg/index.html.

[23]

См.: постановление Правительства Российской Федерации от 1 декабря 2004 г. № 715 «Об утверждении Перечня социально значимых заболеваний и перечня заболеваний, представляющих опасность для окружающих» // СЗ РФ. 2004. № 49. Ст. 4916.

[24]

См.: Федеральная целевая программа «Предупреждение и борьба с социально значимыми заболеваниями (2007 - 2012 годы)» // постановление Правительства РФ от 10 мая 2007 г. № 280 (в редакции постановления Правительства РФ от 28 декабря 2012 г. № 1472) // СЗ РФ. 2007. № 21. Ст. 2506.

[25]

См.: Михайлова И.А. Информация о здоровье лиц, вступающих в брак // Законы России. Опыт, анализ, практика. 2010. №4. С. 64.

[26]

http://www.0zd.ru/gosudarstvo_i_pravo/zarazhenie_venericheskim_zabolevaniem_i.html.